Речь идет о Спарте, городе на реке Эврот в Лаконии, области, находящейся в южной части Пелопоннеса. В истории Спарта осталась противоположностью вольному, открытому и творческому духу Афин. Даже если учесть, что имеющиеся у нас сведения по большей части исходят от враждебно настроенных чужестранцев, спартанское общество действительно было необычайно суровым и воинственным, хотя и не лишенным некоторой утонченности. Очень грубым аналогом Спарты из новой истории можно было бы считать Пруссию XVIII в.
Если в Афинах царил дух изобретательности, легкости, непочтительности и остроумия, то Спарта была суровым вооруженным лагерем; в жизни ее граждан мужского пола не было других целей, кроме подготовки к войне и ведения войн. Начиная с семи лет и в течение всей взрослой жизни мальчики и мужчины должны были по большей части жить в казармах, закаляя свои тела и проходя бесконечные испытания на физическую и психологическую выносливость. Даже женатым мужчинам разрешалось лишь ограниченное общение с женами. Возможно, положительной стороной спартанского устройства можно считать тот факт, что женщинам этого города пришлось стать в известной мере независимыми. Они больше, чем в других городах-государствах, принимали участие в спортивных соревнованиях и занятиях гимнастикой. В конце концов, им нужно было быть в достаточно хорошей форме, чтобы рожать здоровых воинов.
Пищу и другие предметы первой необходимости обеспечивали покоренные народы, или илоты (εἱλῶται), обитатели соседних областей Лаконии и Мессении, жившие в своего рода постоянной крепостной зависимости. В Спарте не было особой экономической и даже денежной системы, заслуживающей обсуждения, и получение дохода от экспорта товаров ее не интересовало.
Однако Спарта не была в чистом виде тоталитарным государством: в ней существовало некоторое разделение властей. Государством правили два царя и пять ежегодно избиравшихся эфоров (ἔφορος), которые должны были выражать общественные интересы и иногда служить противовесом монархам. Поэтому процесс принятия решений не был простым. Однако решения, все же принимавшиеся, обычно предполагали применение силы, будь то против городов-соперников, находящихся на полуострове, или против непокорных илотов.
Спарта постоянно находилась на военном положении, но не проявляла экспансионистских устремлений. Напротив, руководители города, опасавшиеся восстаний илотов, очень неохотно отправляли свои войска в дальние экспедиции. Но в последние годы VI в. до н. э. в Спарте правил царь, выказавший готовность, хотя и в разумных пределах, выступить из города на помощь таким же, как он, автократам. Его звали Клеоменом. Насколько мы можем судить, его отчасти подвиг на это совет дельфийского оракула (у которого появилась загадочная привычка начинать все прорицания со слов «сначала освободи афинян»), а отчасти – старые дружеские связи с древнейшим афинским родом.
Спартанский царь согласился помочь Клисфену, главе семейства Алкмеонидов, в борьбе со становившимся все более безумным Гиппием. Первая атака была отбита благодаря всадникам, которых Гиппию удалось завербовать в Северной Греции. Второе, более серьезное вторжение произошло в 510 г. до н. э.: Гиппий был вынужден укрыться на священной территории Акрополя, где нападавшие не могли причинить ему никакого вреда. Однако затем тиран допустил глупейшую ошибку. Он попытался тайно переправить в безопасное место своих пятерых детей, и те тут же попали в руки врагов, которые вынудили его пойти на переговоры о сдаче и покинуть город. Гиппий нашел убежище в Сигее на северо-западном побережье Анатолии; название этого небольшого города означает «место тишины».
Итак, величайший афинский род под руководством Клисфена вернулся из изгнания, но было совершенно неясно, какие последствия это событие будет иметь для политического развития города. При Писистрате и его сыновьях в Афинах существовала странная смесь тирании и демократических установлений, и эта система как-то работала, так как город расширялся и процветал. Во всяком случае, она работала до того момента, когда паранойя Гиппия сделала ее тираническую составляющую невыносимой.
В этой запутанной ситуации Клисфен вскоре обнаружил, что у него есть соперник, стремящийся заставить политические часы пойти вспять, – это был некий Исагор, который в 508 г. до н. э. сумел победить на выборах одного из городских архонтов и взялся за сосредоточение политической власти в меньшем количестве рук. Он попытался уменьшить число полноправных граждан, что свело бы на нет дальновидные действия Солона, превратившего город в привлекательное убежище, которое принимало и наделяло правами всех, кто обладал ремесленным или художественным мастерством. Клисфен выступил против, и над городом нависла угроза гражданской войны. Исагор представлял «старые деньги», обладатели которых опасались пришлецов и выскочек; его противник мог похвастаться еще более аристократическим происхождением, но не так страшился перемен.