Недалеко от деревни Грязнушки стоял одиноко, прижавшись к небольшому лесочку, Больной хутор. Многие годы туда переводили больной скот с колхозных ферм. Нынче с половины февраля закружили вокруг хутора волчьи стаи, а потом один за другим пошли их разбойничьи налеты: среди бела дня резали то овцу, то телушку. Хуторские сторожа оборонялись берданками. И тогда хищники отходили в поле, садились на бугры, день-деньской маячили на глазах.
А по ночам заводили свои голодные песни.
В районной газете напечатали объявление, манили обещанием: за каждого убитого волка колхоз, на чьей земле возьмут хищника, обещал овечку.
Васька Полыхаев, Гешка Карнаухов и Санька Ялунин пришли к Афоне за советом.
— На волков задумали идти, — объявили серьезно. — Как их бьют?
— Обыкновенно — артелью.
— И мы — артель.
— Из мужиков кого-нибудь прихватили бы, — осторожно посоветовал Афоня.
— Некогда им.
— А вооружение у вас какое?
— У Саньки отцова двустволка, у Гешки — малокалиберка осоавиахимовская, взял по знакомству, а у меня старинный дробовик, — выдохнул Васька.
— И куда идти думаете?
— К Больному хутору.
— Не боитесь?
Ребята не боялись. Очень хотелось получить в награду овечку — мяса-то сколько! Афоня шибко не отговаривал: Ваське и Гешке — уже по шестнадцати, Саньке — четырнадцать, все не маленькие. Но схитрил все-таки, посоветовал охотиться днем, когда волк боязлив.
…На другой день ребячья экспедиция двинулась на лыжах в сторону Грязнушки. За Никитиным переездом с дороги свернули к перелескам. Никто волчьи места не знал, рассчитывали на удачу. К полудню наткнулись на следы.
— Может, не пойдем? — робко спросил самый маленький — Санька. — Вон сколько их…
— Как это не пойдем?! — огрызнулся Васька Полыхаев. — А овечка?
— Засаду надо сделать, — предложил Гешка.
— И просидим до вечера зря, — отверг Васька. — Дурак он, что ли, волк-то, на пулю идти?
Двинулись дальше. Разговаривать не хотелось. Ружья тяжело давили на плечи, котомки мешали. После полудня, успокоившись уже, что волков уже не будет, неожиданно увидели двух: друг за дружкой они неторопливо шли им наперерез метрах в семидесяти.
— Залегай! — рявкнул Васька.
Ребят как ветром сдуло с дороги, разом упали в снег, завозились с ружьями.
Волки вышли на дорогу метрах в пятидесяти. Один крупный — видимо, самец, другой — поменьше, но оба худые. Остановившись, самец понюхал воздух, помешкал и присел. Другой последовал его примеру.
— Самое время палить! — зашептал Гешка, взглянув на Ваську.
— Погоди, может, поближе подойдет…
Отчаянный и бесстрашный был Васька Полыхаев.
— Зато сидят, — не сдавался Гешка. — Попасть легче.
В это время без всякой команды грохнул из одного ствола Санька Ялунин. Что-то крикнув, как из пушки саданул Васька. Потом снова Санька.
— А ты? — крикнул Васька Гешке.
— Я уже, — отозвался тот.
Выстрела Гешкиной малокалиберки никто не слышал. Санька торопливо перезаряжал ружье. Васька сказал со вздохом:
— Пошли…
Это относилось к волкам. Матерый, повернувшись в сторону выстрелов, поглядел долго, а потом, не торопясь, подался в другую сторону. За ним тихонько затрусил второй.
Ребята молча глядели им вслед.
— Пожалуй, стаю нам не одолеть, — предположил Гешка.
— А у меня только и было — на один заряд, — сказал Васька.
— Пойдем в следующий раз, — сообразил Гешка.
— Ладно, — согласился нехотя Васька. — Поворачивай.
Бодро побежали обратно. На передыхе Санька спросил:
— Видели, какая шерсть у него на загривке-то: дыбом.
— Злой же он, — объяснил Васька. — Ему и по карточкам ничего не дают, самому добывать надо. А, думаешь, мы одни ходим за ними?..
Шли напрямик. Санька отстал. Большое ружье било его под колени, он поминутно поправлял его, путаясь в великоватом полушубке. Лыжные палки то и дело заносило в стороны. И вдруг одна из них ткнулась во что-то твердое.
— Ребя! — заорал уже в следующее мгновение Санька. — Айда сюда!..
Прибежали запыхавшиеся Васька и Гешка. В снегу лежал мертвый волк.
Ребята переглянулись. Потом Васька с трудом выворотил оледеневшего зверя из снега, на его боку увидели красную наледь.
— Подранок сдох! — определил Васька.
— А кто его? — спросил Санька.
— Хоть кто! — сердито обрезал Васька. — Заберем, и все. Никто и не ищет его, видишь — занести успело.
— А увидят у нас?