В молитвенном же извещении те и другие помыслы примиряются по Писанию: “Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася”. Так как при моем не малом молитвенном правиле почти всегда недоставало мне времени для чтения приличных моему настроению книг и к продолжению написанных мною, почти за полгода сокращенных (по Четьи Минеям Св. Димитрия Ростовского) Житий Святых, то правило свое я, с совета сожителя, сократил на 2 000 молитв или 20 четок, по времени около двух часов. И правило молитвенное отселе я буду совершать, несмотря на количество молитв или четок, а на время, какое требуется для совершения их, и это для того, чтобы иногда, гоняясь за количеством положенных молитв, не поспешить в ущерб качеству молитвы; при наблюдении же одного времени (избежать) легче этой нашей человеческой немощи — предпочтения количества молитв качеству их.
19 августа
На рукописании у преп. Сергия Радонежского иногда пишется: “Молю вас, братие, прежде всего имейте страх Божий и чистоту душевную и телесную”. Проходящему молитвенный подвиг должно быть особенно внимательну в обращении с своим телом, и во время исправления необходимых потребностей телесных хранить свое зрение и осязание. Некоторое небрежение в этом случае немного смутило мою совесть и на время лишило дерзновения в молитве, но, ощутив в молитве ходатайство и заступление матерняго милосердия Пресвятыя Богородицы, я успокоился в совести и стал продолжать свое молитвенное правило с прежним спокойствием и дерзновением.
Как необходим молящемуся мир совести. Вмешательство в какую-либо работу другого и особенно повелевание рассеивает внимание и охлаждает сердце к молитвенному делу. Будь равнодушен и безучастен в этом отношении, если не просят о помощи, и сохранишь мир собственный и другого. Оставление молитвы без особенной нужды и на краткое время вредно для нея: “Непрестанно молитеся”.
20 августа
После продолжительного развлечения мыслею и забвения Бога последует и долговременная сухость в молитве. Только после смирения и усиленного сокрушения своего сердца приходит сладостное умиление в душу, как дождь на высохшую долговременною засухою землю. Эти оба состояния испытал сегодня, когда время после часов и утреннего чая употребил до обеда на дела не весьма необходимые.
21 августа
Вот и месяц прошел моего молитвенного труда. Что приобрел? На это трудно ответить, потому что, где увидишь свое убожество, там неожиданно последует за смирением и сокрушением милость Божия, поддерживающая нашу немощь и сохраняющая нас от чувства безнадежия, а где увидишь кажущееся преуспеяние, там за самодовольство и самонадеянность следует лишение благодати Божией, смиряющее нас и предохраняющее на будущее время от возношения и неминуемой за ним прелести. Одно только чувство: слава Богу и за малое приобретаемое при помощи Божией. Первое — сознание своей немощи и страстности душевной: при малейшем ослаблении внимания ум скоро уклоняется не прямо грубогреховные, каковы нечистые и неприязненные помыслы, но больше всего в суетные. Второе — искреннее благодарение Господу, как Он всегда готов помогать нам в самонужнейшем нашем деле спасения — молитве, едином на потребу всем христианам, особенно нам, монахам, “что касается собственно молитвенного делания”, и в этом Господь помог. Правилу постоянного повторения молитвы Иисусовой, первоначальному механическому навыку, привыкнув с усиленным трудом в одну седмицу, при внимании легко исполнял все время. Внимание, требующее особенного напряжения душевного, не всегда легко сохранялось, особенно когда в каком-либо из вышеописанных искушений терялся мир сердечный. Чувство же сердечного умиления, порождаемое чувством страха Божия или любви ко Господу, что необходимо для совершенства молитвы, — редкий гость, милостивый посетитель и утешитель, посылаемый мне от Господа более всего после искушений и моего невольного от них сокрушения, для поддержания моего малодушия и укрепления надежды на Господа Спасителя с преданностью Его святой воле.
Что касается молитвы “художественной”, за это время я, по совету преосвященного Игнатия Брянчанинова, новоначальным, особенно не искал места сердечного, обращая больше внимания на внимательное, благоговейное призывание молитвы. Когда же “место сердечное” само собой определялось и ощущалось во время благодатного посещения умиления, тогда по совету другого преосвященного молитвенника Епископа Феофана Затворника, пребывая умом в сердце в указанном умилением месте сердечном, творил там умом молитву, пока не отойдет умиление и не прекратится ощущение опытом места сердечного. После же не искал сам художественно (искусственно), по указанию святых отцев Добротолюбия, места сердечного и не творил там “художественной” молитвы Иисусовой, чтобы несвоевременным и ошибочным “своим деланием” без руководства наставника не усвоить неправильных приемов и не навредить себе в будущем, как бывает иногда, по описанию в Добротолюбии и других подобных писаниях.