Очень правильно заметил один из биографов и издателей архиепископа Василия: «Его "неклановость", "непартийность" обосновывались прежде всего тем, что он был, как говорится, "человеком Церкви". И это вовсе не означало его неучастия в мирской жизни. Наряду с подмеченной его современниками чертой "не навязывать другим своего мнения", история оставила нам примеры, как архиепископ Василий (Кривошеин) открыто выступал и на Поместном соборе 1971 года, и в переписке против того, что считал неправильным в церковной или политической реальности тех трудных десятилетий ХХ века.
Скромность, граничащая с полным и каким-то естественным, без внутренней борьбы, безразличием к деталям быта, показывает нам в нем образец "идеального"
4
Предисловие
монаха. Такой идеал может быть собирательным, молитвенным, подвижническим и духоносным, направленным на спасение вокруг нас тысяч посредством лично тобой достигнутой благодати, как у преп. Серафима Саровского. А может быть и таким, который расставляет спасающимся огонечки в виде богословских толкований и разъяснений на не всегда очевидном пути к Богу Истинному, чем, собственно, и занимались Святые Отцы, коллективно создавая Предание»1.
* * *
Если вернуться к призыву владыки Илариона о воссоздании научных монашеских кадров, что подразумевает «продвинутость» в самой структуре монастырей, то явление, с которым мы столкнулись, находясь в Париже, на все сто процентов подтверждает подобное начинание, уже воплощенное в жизнь на Святой Горе.
Не только владыка Василий, но и мы не могли представить себе, что благодаря чудесам прогресса — сканеру, интернету и телефону — сможем продолжить работу над его архивами.
Архив находится в Пантелеимоновом монастыре, он долго ждал своего часа и прилежных монашеских рук: сначала разбор, сканирование, обдумывание замысла издания, потом неожиданное предложение о работе над этими многотысячными страницами прилетело к нам в Париж в виде подробного письма-предложения. Тогда мы еще не видели всего объема работы. Если бы знали — то засомневались бы!?
По мере поступления файлов нас охватила паника, стал понятен гигантский объем почти непосильных трудов: письма, документы, официальная корреспонденция, черновики владыки. Переписка на русском, французском, немецком и английском языках. Перед нами была поставлена задача в рамках серии «Русский Афон XIX-XX веков» подготовить для издания отдельную книгу, посвященную владыке Василию под условным названием «Афонский период жизни архиепископа Василия (Кривошеина) в документах», в которую вошли бы все значимые единицы хранения (письма, ученые записки и др.). В письме главного редактора данной серии, духовника Афонского Свято-Пантелеимонова монастыря отца Макария (Макиенко) звучало: «Мы предлагаем вам как прямым наследникам владыки самим составить такую книгу, воспользовавшись предоставленными вам сканированными страницами. Наша заинтересованность в сотрудничестве с вами заключается и в том, что,
1 Стариченков А. Ученый монах // URL: http://www.pravmir.ru/uchenyj-monax/
5
Афонский период жизни архиепископа Василия (Кривошеина) в документах
надеемся, вы сможете выбрать из этого Архива наиболее важное, исторически значимое, отбросить второстепенное, добавить материалы из семейного архива, и, соединив все это, создать книгу полную и интересную».
Так началась работа, которая постепенно стала каждодневной, неотъемлемой частью нашей жизни, неким мирским послушанием. По мере продвижения по страницам стало понятно, что переписывать всё не имеет смысла. Книга должна стать не сборником «непонятного и второстепенного», а интересной исторической публикацией. Не будем забегать вперед — читатель сам заглянет в содержание и поймет, с каким уникальным материалом он имеет дело.
Самымтруднымв работе над архивом было разбирать почерки и устанавливать, кто стоит за многочисленными сокращениями имен и фамилий. Поэтому сразу возникла дополнительная поисковая деятельность, которая отражена в примечаниях. Почерк каждого писавшего, как лакмусовая бумага, выявлял душевное и физическое состояние автора, его переживания, радости, страхи, волнения; из ровного и «читаемого» начала 1930-х годов (мирного времени) он менялся на прыгающий и трудно разборчивый накануне 40-х. Для опытного графолога личность и состояние души человека, писавшего, да не одно письмо, а на протяжении нескольких лет, могли бы стать основанием для диссертации. Все письма о. Софрония (Сахарова) написаны разными почерками, многие из них, в период 1936-1937 годов, писались, видимо, под его диктовку: он тогда болел, перенес операцию.