— Да-а, чудно как-то все у вас. У нас бы за такое обоим бошки срубили за прелюбодеяние и разврат.
— Не хвылюйся, у нас на Востоке давние половые традиции и никаких предрассудков. Причем чем дальше на Восток, тем свободнее нравы. Вот ты в Индию идешь, ух, а там, все двадцать четыре часа одна камасутра, причем на каждом повороте и под каждым кустом. Оттого и плодятся, эти индусы, как кролики. Да так расплодились, что уже самим жрать нечего и население больше миллиарду. Так что твои с Гулей половые маневры воспринимай, как репетицию или тренировку перед большим индийским сексуальным приключением.
В этот момент на палубу вышел Зигмунд. Выглядел мишка, скажем прямо, так себе. Весь какой-то помятый, постоянно зевающий и, что самое подозрительное, неразговорчивый. Когда же его начали расспрашивать, из-за чего его так заколбасило, тот просто и твердо ответил: «Все! Пора на боковую. На Руси зима наступила, медведям спать пора… аривидерчи, до весны». И гордо покинул палубу.
На третий день путешествия медведь вообще не вышел на палубу, он мирно спал в трюме, по-детски причмокивая, пуская слюни и подскуливая.
Гульчатай, была без ума от нового русского любовника, и при всяком удобном и неудобном случае затягивала Афанасия в постель, вернее туда, где ее неуемная похоть требовала дьявольского соития, которого ей хотелось постоянно. Половые упражнения любовники-затейники проделывали, и на грот-мачте в корзине впередсмотрящего, и на камбузе среди посуды и пищевых отходов, и распластавшись на штурвале во время ночной вахты. Афоня не сопротивлялся, даже наоборот, оказался хорошим учеником и быстро освоил все премудрости любовных утех и даже придумывал все новые и новые оригинальные идеи для половых маневров. Сохранять же его боевую готовность помогала чудодейственная микстура Соловья-разбойника.
Синдбад же, избавившийся от обязанности услаждать ненасытную красавицу, немного прибавил в весе, повеселел, всерьез занялся, заброшенной было службой и даже начал устраивать учения для команды.
Через неделю морского путешествия на горизонте показался парус. Парус, как парус — плотная ткань на реях, вот только, он как-то сразу не понравился ни Синдбаду, ни его команде. Если бы его увидел Афоня, быть может, и ему бы не понравился этот самый парус, да и у Зигмунда на счет этого паруса могло бы быть свое очень даже оригинальное или энциклопедическое мнение.
Но медведь впал в спячку и ничего не видел и не слышал. Афоня же был занят Гульчатай, которой было глубоко наплевать на все паруса вместе взятые, так как она вообще выбрала себе другой, половой, а не морской образ жизни, поэтому для нее парус был простой тряпкой, появившейся на горизонте. Да и как вообще она могла что-то увидеть на горизонте, когда она постоянно смотрела только в потолок и по углам кубрика, где придавалась любовным утехам с распечатавшим свой половой талант бывшим девственником Афоней. Кроме этого она вдруг начала что-то чувствовать (кроме половой привязанности и страсти) к этому неутомимому русскому путешественнику из далекой Рассеи. Даже более того, она собиралась в ближайшее время серьезно поговорить с Афанасием о своих нежданно обрушившихся на ее красивую головку чувствах.
Пираты Персидского моря
А тем временем парус стремительно приближался к кораблю наших путешественников. Синдбад, на всякий случай, достал свой верный ятаган, матросы тоже вытянули из рундуков ножи, топоры и прочие пистоли. На Аллаха надейся, а порох держи сухим, так примерно гласит старинная восточная морская мудрость.
Предчувствия моряков начали оправдываться после того, как стали просматриваться все части догонявшего их корабля. Настроение у путешественников и вовсе испортилось, когда на грот-мачте в корзине впередсмотрящего они увидели не матроса, а его голую жопу.
— Если бы Зигмунд сейчас не спал, — заметил Афоня, вышедший на палубу подышать свежим воздухом, — то он бы мигом разгадал, что означает эта жопа на мачте. — Интересно, кому это понадобилось срать с такой высоты на голову команде?
— Жопа на мачте, — сурово парировал Синдбад. — То и означает, что она всем нам недвусмысленно угрожает. Это и без твоего ученого медведя ясно.
Только успел капитан промолвить эти слова, как рядом с бортом звонко шипя, в воду плюхнулось раскаленное ядро.
— Ё ханы-бады! — вдруг донеслось с нападающей шхуны и всем стало ясно, что корабль Синдбада атакован пиратами Персидского моря.
— К повороту, нах! — опомнился капитан Синдбад. — Левый борт основной калибр заряжай, ля!