Деградация — сладкое падение. Первые признаки её Чин в себе ощутил, когда вдруг перестал замечать провинциальную гундосость дикторов «Черномурки».
Время мчится, а мы не летаем. Пур — Шпагатов.
Пустить петуха и подпустить красного петуха — две большие разницы. Пур — Шпагатов.
Пасти бычков — собирать окурки. Пур — Шпагатов.
Растопыршей Ирэн дразнили ещё в детстве. Одно время она даже на гимнастику ходила, и ей пророчили славное будущее. Однако она мечтала о другом. Развивала свою и без того великолепную гибкость и училась кричать хулиганским голосом.
— А это тебе зачем? — спрашивали у неё.
— Я готовлюсь в клоуны.
И все тут же вспоминали, какими голосами вопят ковёрные.
Но в жизни это её умение пригодилось для другого.
Ирэн работала под петуха. Причём, петушиные вопли, сопровождавшие эволюции знаменитой стриптизерши, никогда в течение сеанса не повторялись.
Фонотека регулярно пополнялась новыми записями. Пиза сам любил ездить по деревням, где записывал всяческие звуки жизни.
Одно время за нею, как привязанный, таскался Максимильянц.
— А ты, Ирэн, не расслабляйся, — предупредил её Пиза. — Не хватало тебе ещё и этого недоразумения!
Хозяин знал, что говорил.
Во взоре уже (или ещё) двенадцатилетнего Максимильянца чётко просматривалась некая, похожая на мечтательность, особость. Пиза первый её квалифицировал, причём всего лишь одним словом — «бабоед». И ярлык этот пристал к Максимильянцу на всю его нелепую жизнь.
— Что–то ты рановато стал задумываться на эту тему, — говаривал Пиза.
Максимильянц при этих словах зятя смущался, ретируясь, и даже убегал.
— Зачем дразнишь ребёнка? — вступалась за братишку первая жена Пизы. — Себя лучше вспомни.
И Пиза вспоминал, как мог часами, словно сыщик, следовать по городу за какой–нибудь пышнозадой тёткой. Его буквально гипнотизировали подобные формы.
Мысли о женской тайне посещали Пизу, но не в таком же возрасте.
— А в каком же?
— В четырнадцать лет, — с достоинством отвечал Пиза.
— Ну и вот, учитывая твоё голодное детство, — резонёрствовала первая жена Пизы, — мой брат созревает на год быстрее.
— Не на год, а на два, — пытался уточнять Пиза. Но, как всегда, его доводы отскакивали, как от стенки горох.
«Ну что может вырасти из пацана, если уже в таком возрасте мозги его на нижнюю чакру замкнуты?!» — размышлял Пиза, потому что в тот период его жизни мало было у него предметов для размышления.
— Природа знает, что делает. Не лезь к ребёнку со своими замечаниями. Не тирань дитя, а то вырастет из него эксгибиционист какой–нибудь. Пусть развивается, как ему велено
— Да! — соглашался Пиза. — Против природы не попрёшь. Пусть!
В конце концов, так и вышло. Выросло из Максимильянца нечто. Но это Пизу уже никак не занимало, поскольку он к тому времени никакого отношения к этой семейке не имел.
Фунт лиха — не фунт изюма. Пиза.
Эту землю можно назвать остров Цикадный. Быть может, когда–нибудь мы опомнимся и назовём нашу родину так. А что? Вполне нейтральное название! Не вызывающее националистических ассоциаций. Пур — Шпагатов.
Я сошёл с ума, я поймал сома (частушка).
Вчера их женщины прятали себя с головы до пят. Сегодня открыли ноги и лицо. А завтра эти дамочки придут работать в «Афродизиак» (из рассуждений Пизы).
Аборигены между собой:
— Наши женщины — не для физических упражнений, а чтобы рожать. Для секса можно купить белую бабу.
— Ещё чего: купить! Они, этакие дуры, и так отдаются.
— Конечно! Они и за так соглашаются, только скажи, что любишь. За любовь что хочешь сделает.
А нам всё едино: куцап ты или холопец. У нас нет к вам — тем и другим — ни капли ненависти, ни грана любви. Хакхан (из выступления в экстремистских СМИ).
Пиза и Семивёрстов:
— У меня гипофиз переключён.
— Переключён? Это как понимать?
— Я же ростом не вышел. Что в прямой зависимости от гипофиза. Но очень потенционен. Вся сила этого кусочка серого вещества идёт только в одном направлении — вниз.
— Они создали партию во главе с каким–то Хакханом.
— Оставьте, ради бога! Аборигены и партия — это смешно.
— Именно: КПА — коммунотарная партия аборигенов.