— Ты хорошо сказал, Вовс, — прошептала она, — Но тебя я в огне не оставлю. Как бы там ни было — надо уходить. Сгореть с книгами — отважный поступок. Но кто же соберёт новую библиотеку, если все погибнем на этом пожаре!?
И они ушли. Каждый своей дорогой. Почему не вместе? Вероятно, и сами бы не дали ответа на этот вопрос.
Может быть, ушли каждый своей дорогой для того, чтобы каждый в отдельности мог положить начало своим народам. Чтобы возродить их более мудрыми. Такими, дети коих оказались бы более достойными друг друга.
Из уличных диалогов:
— Я пошутил.
— Спасибо, что сказал об этом.
— А сейчас я снова пошучу, готовься.
Из того же источника:
— Прости, брат, но только от всего сердца!
— Экстазмы витают вокруг. Они, словно невидимый (то есть ночной) снегопад, заполнили атмосферу. Мы вдыхаем их, и нам хочется, хочется, хочется… Каждому хочется своего.
Слово — это движение души. Внешне похожие друг на друга слова отличаются, как души, исторгшие их. Одно и то же слово может быть в устах того или иного человека и выстрелом, разящим наповал, и бальзамом, и целительной поэзией, и пошлостью, и нежным комплиментом, и ругательством…
Писать не на чем — не беда. Вот когда писать не о чем — это да! Пур — Шпагатов.
Ретроспектива:
— Какая всё–таки большая, — в пароксизме повторял Семивёрстов.
— Тебе не подхожу?! — сквозь всхлип спросила Тама.
Он промолчал.
— Если не твой размер, скажи сразу, чтобы потом разговоров не было.
— Какая всё же большая! — повторял и повторял он.
— Это не я большая, а ты малыш, — выдышала Тама радостно.
Они открывались, словно мидии. Это происходило чаще всего в ночи. Моллюск их чувства жаждал обнажиться, чтобы снова ошпариться свободой. Обжечь нежное тело — эту слизистую, слезящуюся жидким серебром плоть. Ощутить обволакивающее прикосновение вечности. Не всё же сосать сладкий бульон жизни сквозь сомкнутые створки!
Проклятье в том, что мы стремимся к идеалу. Эта вековечная ошибка, внушённая человечеству сатаной, отбрасывает нас от даже самой заурядной жизненной цели. Человек рождён, чтобы стать лучше, чем был в предыдущей жизни. И только. Вполне осуществимая задача. Мы же перенапрягаемся, замахиваясь на идеал, которого, кстати сказать, — и мы это знаем всегда — не существует. Вследствие чего разочаровываемся, бессилеем, теряем себя, деградируем. Так чаяния Создателя идут насмарку (из эссе Шпагатова).
Пур — Шпагатов никогда ничему не удивляется. Бывает, говорят: «Господи! Ничего более красочного не видывали» (имеется в виду открытие Барселонской Олимпиады). А он пожимает плечами: мол, ничего особенного.
Кому–то кажется, что всё это поза, что выдающийся журналист и общественный деятель — человек неэмоциональный или даже равнодушный. Оппоненты его даже термин придумали «эмоциональный дальтонизм», пытаясь ярлыком этим дискредитировать борца с аморальным явлением нудизма. Тщетно! Все, кто знает эту личность, кто непосредственно контачит с нею на протяжении многих лет, подтвердят с радостью: Ной никогда не пройдёт равнодушно мимо женщины, брызжущей страстью. Обязательно как–нибудь затронет её, ну хотя бы изысканным комплиментом одарит. Видели бы его противники, как наш земляк любуется пейзажем, излучающим живой свет. Как отдаётся музыке, которая буквально гипнотизирует его душу. Как любит детей, видя в каждом ребёнке отражение, как в чистом зеркале, света солнца… (Гоша Ломтю, очерк)
Пиза:
— Ну, заходи, шурин, в моё заведение. Слышишь, какая музыка у меня!
Музыка была негромкой. Работали кондиционеры. И хотя гости — всё прилично одетая вежливая публика — курили, воздух был лёгкий.
На помосте раздевалась рослая блондинка. И на несколько мгновений Семивёрстову почудилось, что это Тама.
Подойдя к стойке, Пиза вынул из кармашка фрака платочек в кружевцах и, взяв бокал, стал протирать его изнутри.
— Хозяин! — донеслось из подсобки встревоженное.
— И что? — ответил другой голос, посильнее и поспокойнее.
— Мазок берёт.
— Не буди барак, подруга, — всё у нас чисто!
К стойке вышла ещё одна блондинка, хрупкая и, робея, спросила:
— Как всегда или?
— Сегодня «или».
— Потому что с гостем? — осмелела барменша.
— Мой шурин, — представил Пиза, — обслужи, как следует. Я сейчас…
Пиза обогнул помост, скрылся в гареме.
Загадка
С виду замысловат и радужен, как ракушка, но изящной формы нутро зловонно и кончается тупиком. (Мир людей)