— Наш дорогой скромник!
— Хочу порекомендовать одну вещь. Не свою, не бойся!
— Что–то, видать, этакое, если ты рекомендуешь?!
— Библия. В ней написано всё, что происходит сейчас, но несравненно лучше, чем у меня.
Зверинец
За металлической решёткой в просторных вольерах метались приматы, прохаживались кошачьи… Лев дремал. А медведь стоял посредине своей загородки, заложив лапы за спину.
Самое главное, чему надобно учить ребёнка с младенчества, это терпению. Терпеливый всегда имеет на все случаи невзгод лишний шанс для спасения.
За бокалом бузы:
— Я поймал семь пуль в жилет. Тяжёлым калибром в меня садили. Семь синяков у меня на животе и на сиськах.
Психома
Смотри! Видишь, как ломает их. Это тоже путь к нему. Сначала им захотелось малости: механической походки, вращения на голове. Потом они научились передвигаться, подобно червяку…
Такие — они наиболее восприимчивы к его капризам. Пластаясь у ног его, примером своим они соблазняют и других, тех, что стоят вокруг, разинув рты, сперва из любопытства, а потом от растущего вожделения. Культ урода — это ступень к уродству моральному. Совершенствуясь, червяк внешний перманентно перерождается в червя внутреннего. Такого раздавить уже ничего не стоит, ибо он беззащитен, то есть Бог не бережёт его.
Но тот, кто превратил несчастного в пресмыкающееся, его не давит. Зачем — если червяк продолжает ему исправно служить, завлекать в червячное состояние новых слабаков. Да и зачем уничтожать уничтоженное!
Для того, кого врач вытаскивает с того света, спаситель этот становится таким же дорогим и родным, как мать или отец.
В комнате свиданий:
— Возьми, возьми же! — повторял он.
— Какой крупный и красивый малыш! — Глаза её стали большими и горячими.
— Скорее же возьми моего ребёнка.
Плоть — плод.
Автор злится:
Я — профессионал. И не надо! Подчёркиваю: не лезьте ко мне с подозрениями. Если я вам нужен, принимайте каков есть. Нет — решайте свои проблемы без меня. Не можете? В таком случае, не мешайте мне избавить вас от ваших напастей.
Как только справлюсь, уйду!
Да, да, да! Я лишу вас возможности избавиться от меня. Я сам избавлю вас от своего присутствия.
— Но я не мальчик, дорогая Ирэн.
— Ты считаешь этот факт препятствием? Или хотел бы, чтобы право первого я отдала прохожему с улицы Гения или какому–нибудь бычку из нашего зала?
— Не в том дело.
— Я хочу это сделать с тем, кому доверяю, с уважаемым порядочным мужчиной.
«Нашла порядочного!» — неуверенно подумал Пиза и вздохнул.
И он увидел: спина — смуглая и тонкая, как дека скрипочки; ягодицы — плоды августа. Ноги — летящие из глуби к свету дельфины.
— Терпеть не могу этого Гошу.
— Он тебя раздражает своей походкой?
— Ходит он отвратно, дергается, как марионетка перед ширмой. Но не поэтому я обхожу его десятой дорогой. В нём есть что–то бесовское.
— Уймись, Ирэн! Мистика тут ни причём. Обыкновенный дурило. Говорят, голубой.
— Голубой! Конец света!
— А ты к нему и впрямь неравнодушна!
— Я боюсь его. Смотрит, когда работаю, — так, словно растерзать собирается.
— Возможно, он ещё и мазохист–эксгибиционист, как, кстати, многие в этом зале.
— Знаешь, какая у него кликуха? Гиацинт!
— Аполлонов любимец. Тот вырастил его из мёртвой крови.
— Позабавился, называется.
Забавная парочка:
У крали украли!
Женщины, которым нравятся женоподобные мужчины, страдают лесбийским комплексом, поскольку в партнёре, прежде всего, видят женское начало.
Город Тверь — в Россию дверь.
Под этими зелёными холмами лежат и мои предки. Автор.
Фразы улицы
Этот язык напоминает мне утробное урчание.
Мы были друзьями. Пока между нами не встал язык.
Реминисценции:
Вначале было Слово, а потом возникли языки, которые нас разделили и поссорили: каждому хотелось думать, и казалось, что его язык самый совершенный, божественный. Мы стали рабами своего языка. И забыли, что вначале было Слово.
С возрастом единицы времени как бы девальвируют: десять, двадцать, тридцать лет не кажутся большими периодами жизни. Они, как те истраченные деньги, полученные ни за что, не кажутся богатством или хотя бы достатком, а лишь презентом к празднику, который приятен, но которого не жаль потерять.
Съешь гранат, чтобы помнить о смерти.