Теловоды заполонили Цикадию. Их становилось всё больше. Порой казалось, что каждый второй здесь окаянец.
— А ты посмотри на небо, оно полно ими.
— Полно чего?
— Звёзд, чего же ещё!
— Всё, мне пора чистить рыбу, — сказал Теря, и засеменил к лодке, из которой, отставив острый зад в белых холщовых штанах, старательно покряхтывая, принялся выбирать свой небогатый улов.
Пиза:
По сути дела, нам всем пора чистить рыбу. Подбивать бабки. Мести двор, мыть окна. Белить стены. Большой праздник на носу. Огромный, можно сказать.
— Ну, что ты, Чемпион, всё подбитыми крылами плещешь! Повремени, пускай срастутся.
— Стал я, старый, задумываться очень. Воспарять думками высоко. Аж голова кружится и сердце заходится.
— Вижу, слыхал. Но этак и сам загреметь можешь с большой высоты.
— Почему это одни при власти и при деньгах, а другие голодные и никому не нужные? Или почему одних сажают за килограмм винограда, а другие миллионы прикарманивают и ничего? Постепенно мои мысли стали густеть, кристаллизоваться что ли. И стал я смотреть на жизнь сквозь эти кристаллы. И делать краткие выводы, как Пиза.
— Ясно, — вздохнул старик, — Только вот беда, ни твои, ни Пизия краткие высказывания бедный дед Терентий не догоняет. Вот есть у него по подсолнуху высказывание. А я думаю, зачем же бегать ему по подсолнечному полю! Его, сеяли, пололи, обрабатывали, а ты бежишь и топчешь труды людские.
— Это, дед, метафора такая. Это даже не подсолнухи, а люди. Я в той жизни, ну еще до катавасии, всё время с такими сталкивался. Сам не знаю, почему у меня с ними не ладилось. Видать, я им не подходил, не нравился чем–то. Очень тесно такие люди стоят. И когда хочешь сквозь них продраться, то они тебя бьют кулаками, ногами и даже головой.
— Пятый угол, значит, делают.
— Вот–вот. Правильно, когда меня так–то вот валтузили ни за что, ни про что, я всё время детство вспоминал. Когда от тебя с баштана приходилось удирать. Сквозь подсолнечник. Листья царапаются, дерут по шкуре. Табачищем воняет. А головки этих самых подсолнухов — по морде. По морде твоей ездят.
Ирэн:
— Только не дари мне гиацинтов. У меня от них болит башка.
Забавное созвучие:
У божка не болит башка.
Состояние
Жадность, с которой он проглотил какую–то еду, вызвала у него спазм отвращения к самому себе. Потом, ужасаясь таким в себе противоречием, все тщился вспомнить, что это было: кусок жареной рыбы или холодная говяжья котлета. Еще больше изумлялся степени отрешенности, в которой пребывал в последнее время. Последнее время — это сколько? Месяц, год, вечность?
Опыт
Хочешь командовать — загрузи партнера максимально, чтобы ему некогда было соображать, анализировать, решать: кто прав, кто виноват.
Психома
Страшно, когда люди выходят друг против друга в рукопашную. Вышли — прозвучали взаимные обвинения и проклятья, пролилась кровь… Побились, высказались и разбежались удовлетворенные — одни победой, другие поражением. Пусть ненадолго, пусть не навсегда, итогом такой войны является мир и, самое главное, память о войне.
Хуже всего, когда ярость остается в сердце. Нереализованная, от безысходности своей она перерождается в ненависть.
Воспринятая с молчаливого согласия сердца и разума, она становится частью души. Загнанная на ментальный уровень, она передается из поколения в поколение и называется ксенофобией.
И тогда я увидел другого Ангела, спускающегося с небес. Над головой его, одетого в облака, стояла радуга. Лицо его сияло, как солнце. А ноги были подобны столпам огненным. В руке его был пространный свиток. И поставил он свою правую ногу на море. А левую на сушу и вскричал, аки рыкающий лев. А голосу сему вторили семь громов. И как только зазвучали семь громов, я хотел было, как делал до этого, продолжить запись свою обо всём, что тут увидел и услышал. Но голосом с неба был остановлен: «Сохрани в тайне, что говорят семь громов, не записывай этого!»
— А ты не скажешь, что там говорилось.
— Не скажу, потому что не знаю.
— Но ведь ты там был.
— Не я там был, а тот, кто говорит, что он — это я. Он знает. Но видишь, не говорит. И не скажет.
— А если мы потребуем?
— Нет, господин следователь! Тут наши с вами требования ничего не значат. Не скажет, потому что не имеет права или повеления свыше.
— У него что, подписка о неразглашении?
— Он только писатель.
— Быть может, есть черновики? Где он жил, писал всё это?