— Как же, как же! Известная фигура.
— Мрачная, не правда ли? Но справедливая. Он потом около себя меня служить оставил. И вот теперь я допрашиваю.
— Бедняга.
— Ты жалеешь меня. Сочувствуешь мне. А я своего следователя боялся. Я тебя уважаю, потому что не боишься ты меня.
— За что меня взяли? Чего от меня хотят?
— Покорности.
— Всю жизнь покорствую бичам.
— Бичи — не мой профиль. Я по интеллигенции специализируюсь. А бомжи и прочие, как их ещё называют, бичи — это контингент моего подчинённого Туфлицы.
— Я другое имел в виду.
— Ты замечаешь? Я не задаю прямых вопросов. Это приём такой. Я довожу подследственного до того, что он сам начинает задавать вопросы, и много в такой момент выбалтывает.
— Ну и что я выболтал?
— Ты знаешь всё! Но мы просим, чтобы ты поделился самой малостью этого знания. А именно: кто убил аборигенского художника?
— Странно ставится вопрос. А почему вас не интересует двойное убийство, случившееся раньше?
— То дело ведёт другой следователь. Возможно, он тоже обратится к тебе за помощью.
— Ну, так что я всё–таки выболтал?
— А всё. Благодарю! Я уже всё понял, выяснил для себя.
— И что дальше?
— Ничего! Ты свободен.
Интеллигент всегда полагает: мол, я знаю, что и как. Это заблуждение и приводит несчастного всезнайку в самые невыносимые ситуации. Хагенбрудер.
Автор и Холоша за рюмкой водки в «Афродизиаке»:
— Ну и что у тебя за работа такая? Люди пашут землю, строят дома, пасут скот, летают на самолётах… А ты допрашиваешь. Сколько тебе за это платят? Неужели так много, что покрываешь моральные издержки?
— Вы удивитесь. Не больше среднестатистического работника (чиновника). Но это ещё не всё. Я мог бы уйти с такой работы. Я ведь уже отслужил положенное. Я могу идти на пенсию. Имею право в свои неполные сорок пять лет сидеть на берегу где–нибудь в Анчоусе и кидать камни в море. Сам не хочу. Я остался сверхсрочно. Мне интересно. Случается с такими людьми, как вы, беседовать. Даже когда они не говорят правду, всё равно общаться полезно. Я многому научился у вашего брата. Моя работа — мои университеты. Учиться ведь никогда не поздно. Ученье и труд всё перетрут. Ученье — свет. Учиться, учиться, учиться! Интеллигенция — мои учителя.
— Зачем же нас тогда уничтожать?
— Потому что интеллигенция неуничтожима.
— Разве?
— Она возрождается из всех пор общества. Даже за счёт нас.
— Ещё раз. За счёт кого?
— За счёт тех, кто допрашивал вас, учителя вы наши. Мы, общаясь с вами, учимся у вас манерам, обхождению, лексике… А потом вливаемся в ваши ряды.
— Ты хочешь сказать, что палачи становятся…
— Палачи?! Ну, это вы слишком уж! Чтобы не ходить далеко, тот же Хагенбрудер — яркий пример интеллигентного силовика. Разве он похож на палача? Или я?
— Ты не похож. Но от этого ничего не меняется. Непохожий на себя палач ещё страшнее явного палача.
— Почему же?
— Потому что совершенно не знаешь, с кем имеешь дело. И в застенке, и вне его.
Умение в необходимый момент промолчать продлевает жизнь (любимая шутка Хагенбрудера).
Семивёрстов:
Меня били. Сначала мне было больно. Потом страх прошёл. Я уцелел, видимо, потому что потерял сознание. Перед тем, как лишиться чувств, я увидел себя как бы со стороны. У меня пошла кровь изо рта. А в голове что–то как бы треснуло, словно яблоко, когда его укусишь. И уже после этого наступила тьма. Когда очнулся, я не узнал самого себя. Я ощутил себя иным. Тот, прежний, был во мне, остался, но, по крайней мере, где–то не периферии сознания. Я — новый — смотрел на мир иными глазами и пытался привыкнуть к нему. Мир тоже стал иным.
Хагенбрудер всё знает. Он сказал: мы тебя привлекать не будем. Только ты сам не предавай огласке своё преступление. Но знай, что убил ты не того, кто заслужил наказание за гибель твоих близких. Но как я ни добивался узнать имя убийцы, он так и не сказал мне его. На прощанье лишь туману напустил: мол, скоро нам такие стрелки, как ты, понадобятся и в большом количестве. Мол, иди и учи молодёжь. Только — не аборигенскую, а нашу. Вот я и смекаю, на что намекал этот Хагенбрудер.
Политика опасна для природы. Пур — Шпагатов.
Безумие — средство против умственного зла, быть может, самое кардинальное. Хакхан.
О чём бы ни говорили, всё сводится к одному и тому же: к аборигенам. Втелющев.