Но Кирик вдруг вырвался и бросился к брату:
— Ты с ума сошёл? Я не хочу, чтобы ты ехал один!
— А я не один. Мы все не одни.
— Грей!
— Иди, пока я не передумал!
Кирик нахмурился, но потом его брови вернулись в прежнее состояние, а лицо посветлело:
— Спасибо.
И юноша ушел к заждавшемуся Океану. Когда Грей вернулся в замок, ему не было слышно не одного человеческого звука, лишь часы бесконечно тикали и заглушали писк у ушах, рождаемый беззвучием.
Конечно, как только Пре вошёл в замок, он сразу заметил тот живой контраст с великолепной ночью. Почему-то раньше ему казалось, что его дом холоден и мертв. И ему нравилось находится здесь. А сейчас здесь спокойно и тепло, но он не чувствует неприязни, какой ему приходилось ощущать при свете солнца. Удивительно.
Пошёл дождь, но Грей не застал его. Парень, сняв своё чёрное пальто, прошёл в гостиную, в которой горела одна свеча на столе, и сел на диван у окна, чуть подальше стола. Он хотел собраться с мыслями и решить что-то, но он вдруг заметил, что в гостиную вошла Флаффи. Грей молчал и смотрел на девочку, которая стояла перед ним, в темноте и тоже молчала, так как боялась сказать что-то первой. Она зажала одной рукой другую руку и начала говорить:
— Мистер Кью, мне бы хотелось работать у вас.
Грей перевёл взгляд с девочки на свечу.
— Не для денег. Мне они не к чему. Я не могу здесь находится, как посторонний чел… как посторонняя птица, но питаться, жить, разговаривать с вами, как член семьи.
Грей молчал. Часы тикали.
— Поймите, я знаю, что не нравлюсь вам, и мне от этого плохо. Но ещё хуже от того, что вы зачем-то держите меня здесь.
— Почему ты не подписала документ? — мрачно спросил хозяин, всматриваясь в синий огонёк.
— А-а, вы об этом… — девочка опустила глаза. — У меня есть свои причины. Также как и у вас, насчёт меня, я догадываюсь. Я пытаюсь загладить свою вину перед вами, предлагая работать на вас. Не принадлежать вам, мистер Кью, как слуга или птица, а работать на вас, быть вашим помощником, делать все, что вы скажете не из-за своих прав перед вами, а из-за своей работы.
— То есть, ты хочешь работать на меня, кем бы я не был?
— Да.
— А если я безработный?
Девочка сжала губы и сказала:
— Вы ведь не лежите целый день на диване!
— А откуда тебе знать? — Грей наконец посмотрел в глаза Флаффи, от чего она съежилась.
— Я могу тогда стать помощником любого, кто здесь работает. Но только если у вас нет никакой работы! Или тогда я уйду, потому что просто находиться здесь — кошмар.
— Хорошо. Предположим, ты будешь работать. Чем же тебе платить?
— Едой и сном. Это все, что нужно для меня. А ещё свобода!
— Свобода, — пробормотал мистер Кью.
— Это же выгодно для вас…
— Я сам знаю, что для меня выгодно, а что нет!
Птица скривилась. Наступило молчание. Как же оно портит человеку разговор! Почему без молчания мир не может быть? Зачем вот так вот стоять и молчать?
— Почему вы молчите?
— Я должен что-то сказать?
— Вы должны сказать «Да».
— А если я нечего не скажу?
— Я сочту это за нет.
— Обычно молчание воспринимают за согласие.
— Не в вашем случае, — каменным тоном сказала девочка. — Постойте! Что вы сейчас сказали?
— Нечего.
— Нет-нет! Повторите! Вы согласны, так ведь?
— Нет.
— Ну почему?
— Ты будешь всегда рядом со мной.
— Вы же мой начальник! Стоит вам попросить меня, и я…
— Попросить?! А приказывать я не смею?!
— Приказывают прислугам и… Ну, хотя, вы в чём-то правы… Так вы все-таки согласны?
— Как ты собираешься доказывать полицейским, что работаешь на меня?
— Я подпишу все бумаги.
— Неужели?
— Но это будет договор. Я работаю на вас, имея собственную свободу.
— Впервые слышу такие слова из уст птицы.
— Потому что так поступают лишь люди, мистер Кью, рождённые со свободой. А я птица, рождённая в небе.
— Я подумаю.
— А потом вы уедете?
Грей потребовал от неё объяснений.
— Кирик сказал, вы очень часто так делали.
— А ты ему доверяешь?
— А кому мне здесь ещё доверять? Вам? Только после того, как вы согласитесь с договором.
— Ты боишься трупов?
— Смотря каких: птичьих-да, человеческих-нет.
— А крови? Будь та птичья.
— Не боюсь.
— Правда?
— Я успела насмотреться на неё.
— А ум у тебя есть?
— Судите сами.
— Значит, нет.
— Вам нужны мозги?
— Самые лучшие.
— Будут вам мозги.
— Разве можно сделать из глупца мудреца?
— Вы верите слухам? Сомневаетесь во мне?
— Сначала ответь на мой вопрос.
Девочка поколебалась. Спорить с мужчиной ей приходилось впервые. А тут он ещё и задал такой вопрос, на который неопытный человек вряд ли правильно ответил… Она терялась в сомнение. «Будь что будет!» — подумала девочка и сказала:
— Да.
— Ну посмотрим…
— Вы согласны?
— Иди спать.
— Мистер Кью! Вы же понимаете меня!
— Иди спи.
— Это приказ наставника?
— Это приказ хозяина замка. Ты долго будешь испытывать мое терпение?!
— Подождите, а Кирик с вами приехал?
— Он в гостях.
— Тогда спокойной ночи, — Флаффи развернулась и ушла.
А Кью, как только девочка скрылась из виду, потушил свечу, закурил сигарету, подумал о чем-то и медленно пошёл к себе.
====== 10 глава ======
Кирик, чье сердце переполнялось страной радостью из-за того, что его брат впервые разрешил остаться на ночевку у своего друга, был до того удивлен и одновременно благодарен ему, что когда этот умный малый вошел в роскошный особняк и увидел множество пернатых голов, он не сразу понял, что стоит в роскошном доме Медуз, и пришел в себя только после того, как Океан легонько не ткнул его локтем.
— Это Кирик Кью. Мой лучший друг, приготовьте ему комнату! — почтенно приказал младший Медуз. — Ох, Кирик… Мне нужно, наверное, сходить к матушке…
— Думаешь, она не спит?
— Не спит. Мне нужно попросить у нее прощения.
— Прощения? Океан, я даже подумать не мог, чтобы ты когда-нибудь просил у кого-нибудь прощения! Не уж то ты совершил что-то ужасное?!
— Кирик, не волнуйся. Все нормально, просто я не могу не сходить к ней. Она сейчас не встает с постели…
— Хорошо, я тебя понял. Мне нужно последовать за кем-то из ваших слуг?
— Будь добр. Гербер, проведите моего друга в любую комнату, расположенную со мной по соседству. Проследите, чтобы она была убрана и приготовлена. Матушка же еще не спит?
— Она не выходила сегодня из комнаты.
— Ей хуже? — воскликнул Океан с испугом.
— Боюсь, что да.
Младший Медуз немедленно побежал в коридор, усыпанный множеством комнат, и бежал он до тех пор, пока перед ним не оказалась большая богатая дверь с камнями. Мальчик прикоснулся рукой к ручке двери, не решаясь нажать ее. Но потом вдруг до него донесся тяжелый голос матери: «Кто там?» И Океан открыл дверь.
— Кто это? — женщина, лежащая на трех подушках в великолепной, мягкой постели, украшенной богатым росписью балдахином, спросила жестким тоном имя незнакомца.
С этой кровли, почти закрывающей всю постель, складками падала бархатная ткань, внушающая трепет сыну матери, лежащей под ней.
— Мама, это я, Океан, — мальчик подошел к постели, но побоялся раздвинуть свисающую ненавистную ткань.
Женщина нечего не ответила ему. Тогда мальчик спросил:
— Могу ли я взглянуть на вас, мама?
Она молчала, не нарушая мертвой тишины. Мальчик даже услышал, как сильно и громко бьется его собственное сердце. И тогда Океан, не услышав маминого голоса, раздвинул рукой ткань и увидел бледное, больное лицо своей матери, которая уставилась пустым взглядом в кровлю.
— Мама, вы себя хорошо чувствуете? Вам легче?
Женщина никак не отреагировала на его слова: ни один мускул не дрогнул на ее лице, более того, она даже не взглянула на своего родного сына. Ее глаза намертво оставались неподвижными. Она даже не моргала.
Сын ее, постояв около матери некоторое время, мучаясь и терзаясь в душе о ее состоянии, был до того отравлен и поражен этой равнодушной апатией, что Океан, не в силах больше терпеть вдруг упал к ее ногам, воскликнув в отчаянии:
— Мама! Мама, посмотрите на меня! Взгляните на родного сына! Ах, мама! — он зарыдал.
А она не отликалась. Мальчик то и дело прижимал к лицу холодную материнскую руку, обливаясь снаружи слезами, а внутри кровью.
— Мама, простите меня! Простите! Простите за все! Только взгляните на меня! Прошу Вас! — мальчик сильнее прижал к себе ее руку, не в силах справится со своим страданием.
Но ее холодный взгляд был недвижен. Она, как мертвая, лежала и не двигалась. Мальчик рыдал у ее ног очень долго. Каждый раз, когда сын обращал искренний, полный надеждой, взгляд на лицо своей любимой матери, которая как камень лежала перед сыном, игнорируя происходящее, на мальчика находилась острая жгучая боль, чуть смешанная с обидой, и он снова утыкался в ледяную руку матери, пытаясь хоть в ней найти утешение.