Вот если бы она влюбилась в своего близкого друга, а не нахального Фалиса…
Они были бы очень счастливой и красивой парой, так как Грей измениться мог, и София ведь изменила бы его… И все об этом думали, как только она обращали скорбный взгляд на мужчину, утешающего в объятиях бессильную девушку. Но нет… Любови не прикажешь, она слишком разная и слишком странная, чтобы ею кто-то управлял. Остается только радоваться счастью, либо жить с несчастной любовью…
Ее усадили, не отрывая от Грея, на диван у камина, дали плед и предложили выпить чаю. Она поблагодарила всех, но отказалась. Когда эта девушка еле-еле пришла в себя, все напрягли силы, чтобы окончательно ее успокоить. Она поддалась им и, вскоре, взяла себя в руки:
— Простите… Я без стука, без предупреждения… Разве его может что-то спасти?
— Он не потерянный человек. Да, характер у него довольно неприятный, даже ужасный, но он же не пьёт и не курит… — говорил мистер Рид.
— Уж лучше пусть курил и пил, чем был таким бедным человеком! Мне нужен ваш совет… Я пыталась все это время держаться самой, но тут я не смогла… Простите, я сейчас возьму себя в руки…
— София! Вы и так сделали все возможное!
— Зачем я полюбила его?!
— София, вы поистине удивительная женщина! От такого негодяя, как Фалис уже сбежала бы всякая возлюбленная, а вы, его жена, до сих пор преданы ему и хотите ему блага!
— Вы неправы, мистер Рид, я бы все отдала, лишь бы не любить его. Но я не могу… Поймите, я знаю, что значит быть холодной к мужу, я уже давно осознаю, что лёд не растопит лёд. Я не знаю, как мне быть…
— Оставайтесь такой же, как и были. Надейтесь и любите его, и вы окажетесь самой мужественной женщиной в мире.
Да, если бы вы знали только знали, мистер Рид, какие муки терпит София. Ей не больно физически от того, что-то существо иногда поднимает на неё руку. Нет, ей больно от того, что тот позволяет себе это делать. Ее мать — пример того, как поступать нельзя. Что ж, крепись душа Софии, мужайся и держись до последнего. Светись и свети до последнего. И либо ты растопишь лёд, либо холод одолеет тебя… Вскоре, ей нужно было уйти для того, чтобы навестить больную сестру. Ее не хотели отпускать из-за не лучшего состояния души Софии, но она не послушалась их. После этого настроение всех людей в доме резко упало. Мрачность (Как же часто я употребляю это слово) снова озарила темный замок, с надеждой держать его за руку.
— Эх… Какая же она бедная! — вздыхала мадам Веир.
— Бедная, но мужественная, — покачал головой мистер Рид. — Он наверное очень плохо с ней обращался, раз она так горько реагирует.
-Естественно. Более того, вы же знаете какое сердце у этой бедняжки! А тот негодяй причиняет боль другим! От этого, мне кажется, София страдает намного больше…
— Чем же мы ей можем помочь?
— Только поддержкой. Вы сами видите, что с ней стало, когда мы попытались освободить ее от Фалиса. Тут уж ничем не поможешь. Она должна сама выстоять, — вставил свое мнение Кирик.
— Правильно, мой мальчик! Мистер Грей, а вы как думаете?
Тот, к кому обратилась эта дама уныло уставился на старушку:
— Да, она бедная. Вина ее лишь в том, что все ее правильные чувства направлены были к неправильному человеку, не умеющему распоряжаться ни своими, ни чужими. Если хороший человек полюбил плохого, он должен знать, на что идет: либо ото бедняк остается одним на всю жизнь, если он благороден, конечно же, либо страдает с плохим существом.
— Постойте, Грей, а разве оставаясь одним, человек не страдает?
— Страдает. Но он не меняется, грусть поглощает его. А человеку, у кого несчастная любовь, выпадает испытание, которое тот обязан пройти. И сели он его проходит, как храбрый воин, ясное дело, что человек будет лучше. Возможно, он даже изменится.
— Обретет покой? — спросила неожиданно Флаффи.
Грей, побледнев до невозможного, уставился на девушку, которая под его мертвым взглядом съежилась.
— Что ты говоришь?! Если этот человек умрет, он не боец!
— Да как же так? — разочарованно спросила Флаффи. — На бедного человека может упасть слишком большое несчастье, что повредит его бесценным нервам. Что, если этот бедный будет противостоять всему плохому, до последней капли, но умрет от болезни, от сломанных нервов? Разве такой исход невозможен?
— Боже! Флаффи, какие у тебя черные мысли! — испугалась мадам Веирю
Девушка, не понимая, почему все так негативно на нее настроились, вдруг сама испугалась за свое поведение и задрожала.
— Простите, простите! Я совсем не имела в виду, что мисс умрет! Нет, нет! Я не о том подумала! Я хотела сказать, что нечего хорошего в этой борьбе нет, — ее начало судорожно качать из стороны в сторону.
Изумлению Грея не было придела.
— Флаффи-флаффи! Да ты темнее Грея! — воскликнула мадам Веир.
Девушка схватилась за голову:
— Простите! Не слушайте меня, я не умею право говорить что-либо!
— Пойдем со мной, поговорим, — сурово встал со стула Грей, обращаясь к напуганной птице.
Девушка пошла за ним. Они вышли в сад. Бесстрастность и жесткость выражало бледное лицо молодого человека. Он указал девушке на скамью, а сам неподвижно начал говорить сухим голосом:
— Твои слова меня пугают. Если ты чего-то не совсем понимаешь, лучше не вступать в спор со взрослыми людьми…
— Простите…
— София невероятная женщина. Если ты в нее не веришь, значит ты ее не знаешь, — не обращал внимания на нее Грей.
— Она очень добрая!
— Тогда почему ты так говоришь?
— У меня два друга, борясь с несчастьем, познали его ужасным результатом — одну птицу убили, другого лишили свободы.
Грей нахмурился:
— Они боролись не с несчастной любовью, а с законом. Это разные вещи.
— Если любовь выражается в свободе?
— Это невозможно. Любовь сама по себе штука, похожая на решетки в тюрьме — можешь жить один в несчастье, а можешь жить вдвоем в том же несчастье.
Флаффи постепенно начала успокаиваться.
— Простите, я сейчас скажу свое мнение: разве жить вдвоем — несчастье? Мне кажется, что если это любовь, двум людям будет все равно, что с ними происходит и где находятся.
— Знаешь, я с тобой согласен, — вдруг признался Грей. — Тут ты права. А теперь обещай мне, что ты больше не будешь думать о всякой мрачности, договорились?
— Конечно! — с чувством воскликнула девушка.
От ее глаз не ускользнуло, что хозяин был грустен, как всегда. Кажется, он, взяв себя в руки, просил сделать то же самое и Флаффи. Молодец, мистер Кью!
— Что ж, — вздохнул он, присаживаясь рядом с девушкой. Он коснулся локтем плеча девушки, та почувствовала холод, исходящий от джентльмена. Ей вдруг захотелось уничтожить этого холод, и она начала задавать вопросы Грею:
— Так значит, вы боретесь с несчастной любовью?
— Может быть, я не знаю.
— Нет, послушайте меня, уж если вы взялись за это, будьте добры ожидать всякого!
— Ты опять начинаешь?
— Сюрпризов, я имею в виду… Сюрпризов… Так вот, вы должно быть очень опытен…
— Опытен?
— Да… Не могли бы вы подсказать мне, как это — любить?
Грей склонил голову на бок. Его великолепная осанка внушала Флаффи кротость.
— Любовь нельзя описать. Когда полюбишь — сама поймешь.
— А как отличить влюбленность от истинной любви?
Грей повернул свое восхитительное лицо к девушке:
— Этого я не знаю.
— Ну тогда ладно. Спасибо. Подождите, а можно влюбится на всю жизнь?
— Я не знаю, возможно, — кажется Грею эти разговоры пришлись не по вкусу.
Флаффи это поняла. Тогда она решила перевести тему:
— Мистер Кью, а как прошло ваше детство?
— Я просто учился.
— Вы хорошо учились?
— Я нечего не делал, потому что мне все давалось легко.
— Правда?
— Нет, конечно, иногда учителя меня ругали за мое леность и безразличие к предметам, но они не могли сказать, что я был очень плохим учеником.
— Ого. То есть, вам нечего неинравилось?