Многие умирают спокойно не потому, что думают о будущей жизни, а потому, что не умеют понять настоящую минуту: спокойствие здесь происходит не от силы веры, а от слабости размышления.
Особый вид помешательства – объяснять все глупости и мерзости сумасшествием. Помешанному все люди, кроме одного его, представляются сумасшедшими.
Не может быть самодержцем монарх, который не может сам держаться на своих ногах.
Портрет Спасовича – не портрет, а биография.
У этого художника очень хорошее сердце, но плохая кисть.
Его глаза имеют право быть тусклыми: они пролили столько света вокруг себя.
Умирают равнодушно не по силе веры в будущую жизнь, а по непониманию текущей минуты и по забвению прошедшего.
Кони – карьера.
Есть люди, которые хорошо говорят, но плохо разговаривают, потому что их мысли хуже их слов, а чувства хуже самих мыслей.
Страсти молодости из потребностей сердца или инстинкта в старости становятся дурными привычками воображения.
Благородство души они носили в себе не как нравственный долг всякого человека, а как дворянское право, пожалованное им грамотой имп[ератрицы] Екатерины II, и возмущались как анарх[ическим] захватом, когда замечали в мужике или разночинце поползновение разделить с ними эту сословную привилегию.
Снег падал на черную з[емлю] беленькими, чистенькими звездочками, точно девичьи мысли. (5 апреля [18] 93 г.)
Справедливость – доблесть избранных натур, правдивость – долг каждого порядочного человека.
Сладкая болезнь только у горьких пьяниц.
Чем больше злобились на него враги, тем больше он любил людей.
Чтобы иметь влияние на людей, надо думать только о них, забывая себя, а не вспоминать о них, когда понадобится напомнить им о себе.
В городах потому мало веры, что среди шума от езды по каменной мостовой не слышно колокольного звона.
Многие боятся смерти не как прекращения жизни, а просто как неприятности, соединенной с физической болью.
Если женщины чувствительно говорят об уме, то мужчины обязаны умно говорить о чувствах, те и другие по-своему выражают отсутствие того, о чем говорят (чем болят).
Темперамент – возбуждаемость, сумма и степень ощущений и желаний; характер – сдержанность, степень самообладания.
Есть люди, в которых самые пороки милее и безвреднее, чем у иных добродетели.
Женщина начинает размышлять только, когда начинает говорить, а говорить начинает, когда начнет чувствовать; ее ум – бухгалтер ее языка, а язык – секретарь ее сердца.
Богачи из людей, которые добывают деньги, чтобы жить, превращаются в людей, которые живут, чтобы стеречь деньги, которых им некуда девать.
У него нос длиннее его обоняния.
Изысканность – дурного вкуса признак.
Разномыслие от чего: видят один предмет, но смотрят с разных сторон.
Петр I делал историю, но не понимал ее.
Это все герои, которых преждевременная смерть спасала от заслуженной виселицы.
Ученые диссертации, имеющие двух оппонентов и ни одного читателя.
Чистая филология производит впечатление человека, который, пустившись в путь, второпях забыл, куда и зачем он идет (специализ[ация] науки).
Поколение спит на краю бездны; жаль, что оно исчезнет, не дав урока преемникам, – сорвется и разобьется раньше, чем проснется.
Видимая рассеянность иногда происходит не от недостатка наблюдательности, а от избытка впечатлительности: не хотят замечать окружающего, чтобы сохранить веру и спокойствие.
Их прагматизм навыворот – признает следствие причиной только потому, что они узнали причину после следствия. Их мысли идут в обратном порядке с явлениями.
Он перестает понимать вещи, как только начнет о них размышлять.
Ваше дело творить без сознания, наше – понимать без творчества Ваши создания.
Ее отказ приятнее иного согласия.
Он умеет быть мил даже тогда, когда вынужден быть неприятным.
Красота хороша только, когда она сама себя не замечает, талант приятен, когда себя не сознает.
Мы для них пока еще только объект полицейского, не интеллектуального внимания.
Она сама – дрянь, но ее лицо – миссионер, что небеса: поведает славу Божию. Образ и п[одобие] Бога.
Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую.
Они и свои головы отыскивали по газетным объявлениям с обещанием приличного вознаграждения нашедшему.
Не все делаем, на что имеем право, ибо право не заменяет разума.
Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в чёрта.
Талант – искра Божия, которой человек обыкновенно сжигает себя, освещая этим собственным пожаром путь другим.
Деревянные души – их легче сжечь, чем согреть.
Им голова нужна только для того, чтобы было, где иметь рот.
+ Добрая память и злое сердце – он скоро забывает обиду, но злится и на забытые обиды.
На перевязочном пункте жертвы виднее, чем в боевой линии: там нужно больше человеколюбия, чем здесь. Здесь нужна воля, там сердце. Бецкий хотел сделать перевязочный пункт из русского образованного общества и сделал общество с сердцем, но без воли.
+ Мужчина, которого любит нелюбимая им женщина, обязан уважать ее; женщина, которую любит нелюбимый ею мужчина, должна пожалеть о нем; один своим уважением платит дань мировому порядку, другая своим сожалением выкупает свою ошибку.
+ В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить.
+ Когда не поймешь, добрый ли человек или злой, можно смело сказать, что он – несчастный.
+ Первый злейший враг красивой женщины – это ее зеркало, потом ее враги – ее уши: первый губит ее ум, вторые – ее сердце.
В логике мышления следствие рождается от своей причины; в логике чувствования следствие рождает свою причину: водку пьют как для того, чтобы прийти в веселое настроение, т[а]к и потому, что приходят в такое настроение.
+ Женщина по капризу избалованного чувства иногда влюбляется в того, кого не любит, но с кем хочет поиграть, как ребенок делает идола из своей куклы: это болванчики, на которых они примеривают свои чувства, чтобы самим полюбоваться ими.
Мы для того умаляем свое прошедшее, чтобы понять его, ибо его величие превышает силу нашего разумения. Луна.
Разложение славянофильства – пахнет от разлагателя.
Его ум – хорошо выученная книжка.
У них нет совестливости, но страшно много обидчивости: они не стыдятся пакостить, но не выносят упрека в пакости.
Люди и целые классы, вымирающие, но не сознающие своего вырождения, питают инстинктивную наклонность к наукам, не столько научающим, как жить, сколько приучающим к мысли, что надо умирать (археология, метафизика). Это своего рода самозакапывание.
Цыгане известности – они известны только за границей, потому что у них нет отечества.
Народники так умно рассуждают об основах своей жизни, что кажется, то, на чем они сидят, умнее того, чем они рассуждают о том.
Бесцельным надо признать не только то, что не имеет цели, но и то, что хватает через цель.
Смешное положение сносно лишь как выход из трудного.
Лучше быть истор[ическим] Дон Кихотом, чем чистым, матем[атическим] дураком.
Им горячо жить – под их пятками горят заповеди.
Он потому так и блестит, что не живет, а горит.
Они т[а]к субъективно рассуждают о вещах и людях, как будто на свете лишь себя считали существующими, а другие люди и все вещи были только плодом их воображения.
Эти младенцы – дутые резин[овые] мячики, наполненные мыслью о себе самих, т. е. совершенно пустые (своей соб[ственной] внутренней] пустотой).
Куклы гниют, но не стареют.
Взрослый недоросль.
Я говорю красно, потому что мои слова пропитаны моей кровью.
Женщины умны только потому, что ни у кого не хватает наглости сказать им это (в виде комплимента).
Нельзя осуждать человека за то, что ему нравятся его мысли, как нельзя запретить человеку с удовольствием нюхать собств[енный] запах.
Из св[ятой] покровительницы ума и науки мы сделали повод говорить глупости.
Слова, которые не только говорят, но и звучат.
Духовная школа и мир. Она поняла бы мир, да не знает его и знать не хочет. Мир знает духовенство, да не понимает его, не видит, какой в нем толк. Одни – бестолковые Дон Кихоты, другие – догадливые Санчо Пансы. Школа эта воспитывает каких-то ученых пауков, которые ползают по собственной паутине в ожидании запутавшихся в ней мух или ветра, который сдунет их ненужное плетение. Ведут себя жрецами исчезающей религии или храма, предназначенного к сломке, комическими анахронизмами, сознающими свое безвременье, но не решающимися в том сознаться. Академия – миссион[ер] семинарии.
А. У. – домашний чижик.
Он подкрадывается к публике, как кошка к мышке.
В чем драматизм Гамлета? Трудно действовать, как следует, но еще труднее воздерживаться от действия, которое не следует.
Профессор перед студентами – ученый, перед публикой – художник. Если он ученый, но не художник, читай только студентам; если он художник, но не профессор, читай, где хочешь, только не студентам.