Выбрать главу
F 410

Богословам следует как можно осмотрительней ссылаться на судебные приговоры божественного откровения о вещах, о которых когда-нибудь свое решающее слово скажет разум. При современном состоянии наших знаний он говорит — и вполне правильно — языком сомнения, но всегда ли он будет так говорить? Разум ежедневно совершает завоевания в прошлом опыте и, черпая силу из этих завоеваний, извлекает пользу из настоящего. Возможно (я не надеюсь на это), что христианская религия в будущем много потеряет.

F 440

Ни по одному вопросу мне так не хотелось бы узнать список тайно поданных голосов мыслящих людей, как по вопросу о душе: явных, публично поданных голосов я не требую, их я уже знаю. Они, однако, относятся не столько к психологии, сколько к своду законов...

F 536

Обычно говорят еще слово — «душа», как говорят «талер»[139], хотя чеканных талеров уже давно нет.

F 570

В те времена, когда душа была еще бессмертной.

F 571

Надо исследовать и научить людей, в какой степени можно познать бога из окружающего мира. В очень малой степени: он мог бы оказаться жалким кропателем.

F 864

Если тонкие светские люди говорят: «Бог знает, почему!», то это всегда верный признак, что, кроме бога, им известен еще какой-нибудь важный человек, который это тоже знает.

F 931

Статую Изиды[140] погрузили на осла, и, когда народ падал перед ней ниц, ослу казалось, что это преклоняются перед ним.

F 958

То, что мы называем «дерьмом дьявола»[141], персы называют «пищей богов».

F 1090

Пока различные религии представляют собой лишь различные религиозные «языки», все идет недурно, только бы их стремления и их внутренний смысл были одинаковыми и вели к добру. В конце концов так ли уж важно, что кто-нибудь преклоняет колена перед деревянным Христом, лишь бы этим путем он шел к добру?..

Schr. I, 76 (G, H)

Людям вообще труднее поверить в чудеса, чем в предания о чудесах, и иной турок, еврей и др., которые сейчас пошли бы за свои предания на смерть, при совершении чуда остались бы, вероятно, хладнокровными. Ибо в момент, когда чудо происходит, оно не имеет никакого иного значения, кроме того, что оно есть на самом деле. Стремиться объяснять его физически — это еще не вольнодумство, как и считать его за обман — вовсе не богохульство. Вообще отрицать какой-либо факт — явление само по себе невинное. Оно становится опасным лишь тогда, когда тем самым противоречишь другим людям, защищающим его неопровержимость. Некоторые вещи, сами по себе неважные, становятся важными потому, что защищать их берутся важные люди, а почему этих людей считают важными — никому не известно. На чудеса следует смотреть издали, если хочешь признавать их за истинные, как и на облака, если хочешь считать их за твердые тела.

Schr. I, 76—77 (G, H)

Одно из самых тонких ухищрений человеческого ума несомненно состоит в том, что исполнение надежд человеческих отнесено к тому времени, о котором (по крайней мере, с геометрической достоверностью) ничего решающего сказать нельзя, — ни «за», ни «против», однако неясное чувство, которое трудно выразить, говорит нам — и даже слишком ясно, — что все — ничто.

Schr. I, 79 (G, H)

Нельзя в достаточной степени осознать то обстоятельство, что существование бога, бессмертие, души и т. п. только мыслимые, а не познаваемые вещи. Это только сочетание мыслей, их игра, которой может не соответствовать ничего объективного, и вовсе не обязательно, чтобы ей соответствовало нечто объективное.

Schr. I, 81 (G, H)

Сделать человека таким, как этого хочет религия, равноценно попыткам стоиков[142]. Это лишь иная степень невозможного.

Schr. I, 167 (G, H)

Когда духовные лица замечают человека свободомыслящего, они поднимают такой шум, как наседки, которые видят среди своих цыплят утенка, спускающегося на воду. Они не понимают, что такие люди чувствуют себя в этой стихии так же уверенно, как они на суше.

Schr. I, 192 (G, H)

Нет ни одного вида учености и ни одного рода литературных занятий, которых нельзя было бы сравнить с ремеслом или с любым видом ручной работы. В ученом царстве есть исправители дорог — весьма полезное занятие, приносящее мало дохода; рабы, в кровавом поту прессующие и варящие сахар, которым лакомятся другие; люди, расплавляющие греческие монеты, чтобы отлить из них современные вещицы; метельщики, надзиратели за нищими, глашатаи, банщики, выдающие себя за хирургов, и прочие. Но мне никогда не приходилось встречаться с наукой, служители которой имели бы так много общего с бродячими лудильщиками и, подобно им, будто бы занимаясь делом, странствовали, чтобы обманывать и обирать людей[143].

вернуться

139

Талер — см. прим. 4 к В 133, стр. 307—308.

вернуться

140

Изида (Исида) — богиня плодородия у древних египтян, культ которой стал впоследствии популярен и в греко-римском мире.

вернуться

141

...«дерьмо дьявола» (Teufelsdreck) — так называется по-немецки особый род древесной смолы, добываемой из корня зонтичных растений в Иране, Афганистате, Индии. Обладает весьма неприятным запахом. На Востоке употребляется как ценная пряность и считается «пищей богов». Афоризм ироничен. Подчеркивая относительность религиозных верований, Лихтенберг дискредитирует понятие божества.

вернуться

142

...равноценно попыткам стоиков. Стоицизм — философская школа, возникшая в Ш в. до н. э. в Афинах и весьма популярная в поздние века существования греко-римского рабовладельческого общества. Учение стоиков оказало влияние и на зарождавшееся в древности христианство, а одного из видных представителей римского стоицизма — Сенеку Ф. Энгельс назвал «дядей христианства». Сенека утверждал, что в мире царствует неумолимая судьба, неотвратимая необходимость. Истинный мудрец должен вести жизнь, согласную с законами природы, т. е. подчиняться необходимости и уметь подавлять свои страсти, покорно и стойко переносить все невзгоды. В этом случае он обретет истинное счастье, безмятежное состояние духа, так называемую апатию. Лихтенберг считает невозможным отказ от естественных земных влечений человека.

вернуться

143

...странствуют, чтобы обманывать и обирать людей. Намек на монахов.