Взаимное представление.
— Так вот вы какие! А мы думали, что приедут два старых бородача в тропических шлемах! Ну, как вам путешествовалось?..
Непрерывный поток поспешных расспросов, полные радости встречи после счастливого завершения долгого пути по Африке. Столько всего хотелось рассказать сразу! Наконец волнение несколько улеглось, и беседа стала спокойнее.
— А программа на завтра?
— В 11 часов встреча перед ратушей. План города у вас есть. И, чтобы не забыть, вы, наверное, стосковались по почте. Вот, держите!..
Дрожащие пальцы нетерпеливо разрывают конверты. В первую очередь те, на которых чехословацкие марки…
На улицы уже давно опустилась ночь, и маленькая гостиница погрузилась во тьму. Лишь одно окно еще долго светилось в темноте. А за ним была тишина. Теплая, согревающая, чуть торжественная тишина, которую мы прервали лишь далеко за полночь.
— Итак, завтра утром приезжаем в Кейптаун…
— Ошибка! Сегодня утром… Было пятое июня.
2206 килограммов
Кейптаун — счастливый город. Несмотря на то или, может быть, благодаря тому, что он находится на самом конце Африки, город этот стал оживленным перекрестком морских путей. Заморские гиганты с рядами сверкающих палуб горделиво заходят в Столовую бухту с затихшими турбинами, доверяясь жалким шлюпкам лоцманов и грязным пыхтящим буксирам. Невыразимое обаяние чужих миров вплывает сюда вместе с трепещущими флагами и названиями портов приписки, а также именами судов, которые при «крещении» когда-то омывались шампанским.
Горделивые стальные гиганты с танцевальными паркетными площадками и с молодецкими песнями матросов! Пловучие острова надежды, воплощение летучего голландца. Суда «люкс», не знающие соперников, делающие по 20 узлов в час, с турбинами мощностью в несколько тысяч лошадиных сил. Суда, на которые как бы пал отблеск нью-йоркских небоскребов и саутгемптонских матросских притонов. Быстроходные почтовые суда, нагруженные тоннами людских горестей и радостей, чеков и извещений о смерти, счастливым волненьем влюбленных, которые разделены океанами. Пузатые чудовища из Мексиканского залива с грузом зловонной нефти в переполненных чревах. Прокопченные ветераны, нагруженные тысячами тонн угля. Грузовые суда с горами древесины из Канады и с Балтики, с золотой австралийской пшеницей и сингапурским каучуком. И среди них суда, которые два раза в год успевают обернуться между Иокогамой и Рио-де-Жанейро и четырежды пересекают невидимый экватор, устраивая шуточный маскарад в честь Нептуна. Суда, суда, суда…
Маленькие, побольше и совсем большие.
Мы смотрели на сверкающую гладь моря и на лес мачт у портового мола, и нам стало грустно. Грустно при взгляде на «татрочку», находившуюся в праздном ожидании на расстоянии нескольких метров от той стихии, с которой ей никак не справиться. Теперь нам так бы хотелось, чтобы она и впрямь стала тем земноводным чудовищем, за которое ее принимали неискушенные суданцы. Машина стояла на мостовых весах в ожидании, пока служащий получит с нас четыре шиллинга за выполнение формальностей и даст взамен маленький кусочек картона с цифрой: 4860 фунтов.
2206 килограммов — всего со всем грузом, включая вес седоков, с которыми она приехала на край Африки, при восьми центнерах эксплуатационной нагрузки. В уме мы прибавили к этому два гектолитра бензина, бидоны с маслом и запасы воды и пищи, которые она тащила на себе через горы и пустыни в глухих уголках «Черного континента».
Закончилась встреча перед ратушей в Кейптауне. Дружеская и официальная, сердечная и служебная. Разошлись толпы людей, которые приостановили движение на самой оживленной артерии Кейптауна. Разъехались журналисты и фотографы, чтобы вовремя доставить заметки и фото в издательства послеполуденных и вечерних газет. Снимки чехословацкой автомашины, сопровождаемые сенсационными текстами о переезде через Африку. Разошлась горсточка друзей, и на какой-то момент мы снова остались одни. Одни с машиной, которая была нашим верным другом, защитником, надеждой и предметом забот в течение долгих месяцев. «Татра» стояла одинокая, как бы покинутая и испуганная при виде стальных гигантов, с жалостью смотревших на нее с высоты своего величия.
Что-то заставило нас подойти и по-дружески потрепать «татрочку» по капоту, поблагодарить ее и подбодрить. Ведь она же возвратится в Африку, на которую завоевала право первенства. Возвратится в сотнях дисков еженедельного киносборника «African mirror» («Зеркало Африки»), который через несколько дней разойдется по кинотеатрам всех африканских стран, расположенных южнее экватора. Сотни тысяч белых и черных будут вытягивать шеи, чтобы вместе с кинорепортером заглянуть под задний капот, куда далеко в северной стране руками чехословаков был установлен мотор, наперекор всем техническим правилам и укоренившимся традициям. Они будут смеяться точно так же, как смеялись случайные зрители на улицах Кейптауна, когда через объектив кинокамеры увидят поднятый передний капот, а под ним вместо мотора две запыленные шины. Кинозрители увидят также чехословацкий трехцветный флажок на флагштоке и прослушают комментарии на английском, французском или португальском языках об африканском отрезке кругосветного путешествия, а затем проводят взглядом отъезжающий серебристый автомобиль, вырисовывающийся на фоне Столовой горы…
«Татра» возвратится в Африку, на которую завоевала право первенства, воплотившись в десятки и сотни машин той же марки, которым она открыла дорогу на этот континент.
На капоте «татры» мы дописали текст телеграммы, которая от мыса Доброй Надежды полетит далеко на север, в Прагу. 5 июня 1948 года в 16 часов 43 минуты по южноафриканскому времени, служащий на телеграфе в Кейптауне поставил штамп на телеграмму и подал ее в соседнее окошечко для передачи в Европу по эфиру:
«ГАНЗЕЛКА ЗИКМУНД КЕЙПТАУН ПЯТОГО ЗАКОНЧЕН АФРИКАНСКИЙ ОТРЕЗОК ПУТИ ВОКРУГ СВЕТА ТЧК 37270 КИЛОМЕТРОВ 27 СТРАНАМИ АВТОМАШИНА С ЭКИПАЖЕМ 2206 КИЛОГРАММОВ ТЧК НАИВЫСШАЯ ТЕМПЕРАТУРА СОМАЛИ 59 ЦЕЛЬСИЯ ВОЗДУШНОЕ ОХЛАЖДЕНИЕ БЕЗОТКАЗНО СОХРАНЯЛО НАМ ЖИЗНЬ ПУСТЫНЕ ТЧК БЛАГОДАРИМ ТАТРОВЦЕВ 18 ОТПЛЫВАЕМ В БРАЗИЛИЮ ТЧК ПРИВЕТЫ СЛУШАТЕЛЯМ И ЧИТАТЕЛЯМ».
Откуда-то из порта доносились протяжные гудки судовых сирен…
Глава XLIII
ОХОТА НА КИТОВ
— Hallo, boys — привет, ребята! Как раз вовремя! Через минуту отплываем.
По бетонному молу небольшой пристани в Салданье навстречу нам шел маленький подвижной человечек в коричневом комбинезоне, в замасленной кожаной фуражке. Его морщинистое, продубленное солеными ветрами лицо расплылось в дружескую улыбку. Это был Хенрик Хенриксен, капитан китобойного судна «Штелленберг».
— Вот только погрузим этот вагон угля. Сегодня мы, верно, много не добудем. Выходим довольно поздно, а море бурное. Обычно мы выходим около полуночи, чтобы в открытом море полностью использовать дневной свет. А сейчас скоро полдень… Между прочим, сегодня мы вам, вероятно, вывернем желудки наизнанку, — зубоскалил капитан.
— Но, капитан, мы не первый раз выходим в море и до сих пор мы еще ни разу рыб не кормили, — защищались мы общими силами.
— На пассажирском пароходе, не правда ли? У нас на «Штелленберге» это несколько иначе. Там у вас под ногами было 10 тысяч тонн, а может быть, и больше, а у нас каких-нибудь жалких 250. Иногда даже половину экипажа укачивает, а у этих парней уж есть опыт. Для них дом — это море, а не земля. Если сегодня вас не вырвет, то уж, значит, этого с вами никогда не случится!
— Тогда, пожалуй, нам действительно придется туго, — сдались мы. — Но что же делать? Раз уж собрались в поход… вы думаете, что…
— Думаю! В прошлом году вышел со мной в море один земляк, норвежский репортер. Вы бы на него поглядели! Через полчаса он уже лежал, как колода, а домой мы его привезли полумертвым. А вы постарайтесь запомнить: когда выйдем в море, полагайтесь только на руки, а не на ноги. В такую погоду нам нелегко будет вылавливать вас из моря…