На обширном и заросшем высокой травой пустыре возвышались стены длинного недостроенного здания, лежали кучи кирпича-сырца и штабеля досок. Толпа разделилась. Имеющие навыки строительного дела мужчины направились к стройке, другие вытянулись в линию вдоль пустыря с мотыгами в руках, а женщины и музыканты собрались живописной группой немного на отлете. Грянули там-тамы, сопровождаемые визгливыми флейтами, вторя им ритмичными хлопками, завели свою песню-танец женщины, и работа закипела.
Сотни мотыг и ножей взлетали и опускались в такт музыке, врубаясь в стену травы. Рыжей тучей, сквозь которую едва пробивалось солнце, поднялась пыль, забивая глаза и горло. Казалось, в таком пекле люди не выдержат взятого темпа. Но все пронзительнее звучали флейты, нарастал ритм там-тамов, и, подчиняясь им, стремительнее мелькали в воздухе мотыги, блестели от пота тела и лица пропольщиков. Мальчуганы сновали между работающими, предлагая им кружки с холодной водой. Этот захватывающий трудовой порыв был так заразителен, что оставаться сторонними наблюдателями мы просто не могли и, подхватив у кого-то мотыги, втиснулись в общую шеренгу.
Когда к концу дня люди покидали «поле боя», на нем не оставалось ни травинки. А это значит, что никому из будущих учеников, заигравшихся на перемене, не грозит укус притаившейся в зарослях змеи. Заметно выросли и стены школы, у здания появились двери и оконные рамы. Оставалось лишь настлать полы и покрыть крышу.
Тепло попрощавшись с новыми друзьями из Бугуни, приглашавшими наперебой приехать на открытие школы, мы уезжали из этого малийского городка. А на его улицах, как и утром, царило оживление, вокруг музыкантов возникали импровизированные танцплощадки, и трудно было поверить, что это веселятся те самые люди, которые так самозабвенно трудились весь день.
Так освященные традицией навыки коллективного труда наполнялись новым содержанием, а привычные рамки солидарности и взаимовыручки раздвигались до немыслимых ранее пределов. Опираясь на обычаи и вырастая из них, «трудовые вклады» помогали людям осознать себя и свой труд как частицу более широкой, чем семья или деревня, общности. Можно без преувеличения сказать, что они закладывали основы формирования нового гражданского и национального самосознания.
Как метод использования традиций во имя прогресса «трудовые вклады» лежали как бы на поверхности, и их применение напрашивалось само собой. Потому и родились они первыми. Позднее возникли новые, более сложные и глубокие формы, воплотившиеся, в частности, в танзанийских деревнях уджамаа и малагасийских фукунулунах. Эти последние представляют интерес еще и тем, что являют собой пример гибкого использования традиционной формы общинной организации в соответствии с возможностями и задачами каждого нового этапа революционного процесса.
Фукунулуна — традиционная сельская община на Мадагаскаре — сумела пережить «бурю и натиск» колониализма. Конечно, как и в других африканских странах, что-то в ней утрачено, что-то видоизменилось, но многое осталось и сохранилось до наших дней. После победы народной революции, которая смела в 1972 году реакционный проимпериалистический режим ставленника бывших колонизаторов Цирананы, фукунулуна получила как бы второе рождение. По мнению революционных сил Мадагаскара, эта понятная и доступная крестьянам форма общественной организации при правильном ее использовании могла бы ускорить ход социально-экономических преобразований в деревне. А в странах, где преобладает крестьянское население, это самый важный и сложный вопрос революции.
Поначалу, когда разоренное неоколониальной эксплуатацией и разграбленное коррупцией чиновников свергнутого режима малагасийское государство не имело сил для оказания помощи деревне, фукунулуна служила своего рода крестьянским объединением взаимопомощи. На сельские общины в эту пору были возложены организация сельскохозяйственного производства на местах и распределение готовой продукции. И они в основном справились с этой задачей, что помогло избежать дезорганизации важнейшей отрасли народного хозяйства и избавить население от угрозы голода.
Постепенно функции фукунулун расширялись, захватывая другие сферы жизни деревни и приобретая все более зримые черты нового социального содержания. Члены фукунулун стали сообща разрабатывать планы развития хозяйства, совместно трудиться на полях и фермах, заключали договоры о реализации полученной продукции, вели строительство школ, магазинов, ирригационных сооружений. Всеми делами фукунулун управляли избираемые на общем собрании совет — «фукутани» и специальный комитет по финансово-экономическим вопросам — «ватуэка».
По мере укрепления революционно-демократического режима на Мадагаскаре и роста экономических возможностей государство в возрастающих размерах оказывает разностороннюю помощь фукунулунам. В деревню направляются сельскохозяйственные машины и специалисты, закладываются основы системы снабжения крестьян товарами первой необходимости и сбыта их продукции, призванной освободить их от произвола частного капитала. Сельские общины становятся базой производственной кооперации и важнейшими очагами культурной революции в деревне. Принятая в 1975 году Хартия малагасийской социалистической революции отводит им первостепенную роль в преобразовании отживших производственных отношений на селе. Таким образом, революционно-демократические силы Мадагаскара рассматривают фукунулуны как эффективное средство не только модернизации сельского хозяйства, но и активного вовлечения крестьян в общественно-политическую жизнь страны и решение стоящих перед ней задач. В 1975 году фукунулуны объединяли 7 миллионов крестьян, т. е. подавляющее большинство населения острова.
Успех этой политики побудил малагасийское руководство положить ее в основу перестройки всей системы административного управления, включая города. Основная цель перестройки состоит в углублении процесса демократизации на острове. И действительно, опыт малагасийской революции убедительно показал, что унаследованная от бывшей метрополии административно-политическая структура лишь тормозит движение по этому пути. Многие прогрессивные решения и мероприятия революционной власти «вязнут» в недрах бюрократического аппарата, где окопалось немало противников нового курса. И решение опереться на опыт фукунулун для осуществления одной из важных задач революции — слома старой государственной машины — показывает, что резервы которые таит в себе эта традиционная форма общественного устройства для прогрессивного развития, на Мадагаскаре еще далеко не исчерпаны.
«ЧЕРНАЯ ПТИЦА» В ЧУЖОМ ГНЕЗДЕ
Проблема переустройства старой административно-политической структуры актуальна не только для Мадагаскара. Во многих африканских странах она обнаружила свою несостоятельность. Африка в короткий срок сумела побить латиноамериканский «рекорд» по числу совершаемых в единицу времени военных переворотов и контрпереворотов, пересмотров и отмен конституции, переходов от одной формы правления к другой. Одно из государств в центре Африки за два десятилетня своего существования успело побывать парламентской и президентской республиками, потом империей и затем снова стать республикой.
Одну из причин таких метаморфоз многие африканские деятели видят в несоответствии политических структур молодых государств реально существующим на континенте общественным отношениям и историческим традициям. «Надо иметь смелость сказать, что нигде в Африке нет еще политической структуры, почерпнутой из традиционного источника: все было скопировано с организации колонизатора, — говорил Амаду Ба. — В этом смысле, — продолжал он, — мы остаемся интеллектуально колонизованными, и можно сказать, что «черная птица лишь заняла гнездо, покинутое белой птицей».
Еще в пору своего правления колонизаторы усердно потрудились, чтобы разрушить традиционные африканские политические структуры. Даже там, где они еще сохранялись и формально продолжали существовать, их начисто выхолостили. Разве не насмешкой над традиционной общественно-политической структурой племени флуп стала, например, судьба королевы Себет и ее мужа, заправщика на бензоколонке?