«Я лично знаком с одним простым приказчиком, — рассказывал Амаду Ба, — которого назначили… королем! И не как-нибудь, а декретом за подписью президента Французской республики. Подумайте, — с сарказмом говорил малийский историк, — республика назначает королей. Стоило ли убивать Людовика XVI?!».
Бывшие метрополии, действительно., оставили в Африке вполне готовое «гнездо», которое они «свили» по испытанным моделям буржуазной демократии с ее президентами и премьерами, парламентами и судебными палатами, префектурами и муниципалитетами. И конечно, с чиновниками различных рангов, обученными и воспитанными по западному образу и подобию. Одарили Африку и высшим достижением этой демократии — всеобщим избирательным правом, в котором так долго и упорно отказывали африканцам, когда они числились «туземцами» колоний.
Участники уже упоминавшегося симпозиума в Буаке отмечали, что модернизация, а точнее, «вестернизация» государственного устройства в Африке привела к парадоксальному на первый взгляд результату: она укрепила позиции традиционной знати и как бы вдохнула вторую жизнь в типичную для африканского общества систему личностных связей, уходящую корнями в патриархальное прошлое. В результате такой демократический принцип, как всеобщее, равное и прямое избирательное право, превратился, по существу, в карикатуру. Действительно, контингент избирателей состоит на 80 процентов из неграмотных, темных крестьян-общинников, разбросанных по бесчисленным деревням. За кого будет голосовать такой избиратель, связанный по рукам и ногам родо-племенными обычаями и законами? За того, на кого укажет традиционный вождь. В сомнительных случаях деревня обратится за советом к духам предков, а их «мнение» до сведения избирателей доведут те же вожди или деревенские колдуны: ведь общение с предками — это их прерогатива.
Поднаторевшие в этой нехитрой «механике» политиканы широко пользуются ею, приобретая «оптом» голоса избирателей целой округи: где посулами и подкупом, где с помощью родственных связей, но в любом случае — используя пресловутую племенную солидарность. Городской избиратель тоже не свободен в своем выборе. На него «давят» те же родственные узы, принадлежность к определенному клану, землячеству или тайному обществу. Вот и получается, что результаты любых выборов определяются не современными общественно-политическими критериями, а традиционными социальными отношениями, сохранившимися в недрах африканского общества. Избиратель в большинстве случаев даже не знает, какую позицию занимает человек, за которого он «голосовал».
Заняв какой-либо ответственный пост, такой «народный избранник» начинает свою деятельность с того, что раздает или продает «тепленькие местечки» родне и соплеменникам, окружая себя непробиваемым кольцом подпевал и прихлебателей. Он покровительствует им, они поддерживают его. Так укрепляется система круговой поруки, которую иные предпочитают, называть «африканской солидарностью». Как разорвать этот «порочный круг»? Самое простое решение — только силой, а сила в руках армии. Отсюда становится понятным генезис военных переворотов в Африке. Нередко их организаторы действуют, исходя из лучших побуждений, искренне надеясь, что им удастся покончить с кумовством, коррупцией и некомпетентностью аппарата власти. Но беда в том, что часто даже эти честные люди оказываются пленниками устоявшихся пережитков, и в результате после очередного переворота все остается по-прежнему. Меняется лишь «команда», захватившая государственную кормушку. «Современное государство в Африке, — заявил один из участников симпозиума в Буаке, — находится под своего рода опекой традиционных сил».
Подобные суждения в Африке приходилось слышать не раз. Конечно, в них заключена лишь «схема» драматических событий, происходящих на этом континенте, отражение мучительной борьбы старого с новым. И не всегда, и не все перипетии этой борьбы укладываются в такую схему. Известны, конечно, и такие военные перевороты, которые радикально меняют жизнь той или иной страны, вырывают ее из патриархального застоя и выводят на путь прогрессивного развития. Но это уже революционные перевороты, и выше речь шла не о них.
Нельзя сказать, чтобы «опека», о которой говорилось в Буаке, тревожила только патриотически настроенную и прогрессивно мыслящую африканскую интеллигенцию. Она беспокоит и тех, кто прочно связал себя с буржуазной идеологией и капитализмом как экономической системой. Они тоже ищут средства борьбы с влиянием традиционных сил, с трибализмом и местничеством. И такое средство вроде бы лежало совсем готовое, что называется «на поверхности»: политическая партия. В ней многие — если не все — африканские лидеры видели эффективный и, что не менее важно, современный инструмент воздействия на общественное развитие в желаемом направлении.
В этой связи любопытно проследить эволюцию в подходе к использованию этого инструмента, которая наблюдалась в Тропической Африке. На первых порах многие страны пошли по стопам «классических» образцов буржуазной демократии, восприняв и такой ее принцип, как «плюрализм». Это модное словечко склонялось на все лады, в устах некоторых политических деятелей оно представало как олицетворение демократии и едва ли не аттестат политической зрелости молодых государств.
Но увлечение «плюрализмом» длилось недолго. Довольно скоро и довольно остро обнаружилось, что многопартийная система в условиях Африки лишь маскирует подлинные процессы в общественной жизни. На деле она создавала благоприятные условия для роста трибализма и превращала государство в игрушку традиционалистских сил. Как грибы после дождя, возникали партии на сугубо этнической или региональной основе, и каждая из них представляла интересы определенного и замкнутого клана. Трагедия бывшего Бельгийского Конго, разыгравшаяся сразу после провозглашения независимости этой страны, ввела в политический лексикон Африки новое слово — «сепаратизм» — и тем самым окончательно развеяла плюралистские иллюзии.
Господствующей тенденцией политического развития африканских государств становится переход к однопартийной системе. Для обоснования его необходимости и целесообразности кое-где пошла в ход даже марксистская фразеология.
Означало ли это, что найдена, наконец, панацея от всех бед этнической раздробленности и местничества, что молодые африканские страны получили в свои руки надежное средство борьбы с традиционализмом и утверждения новой, национальной общности?
Нет, действительность опрокинула и эти надежды. Во всяком случае, везде, где подход к проблемам партийного строительства диктовался упорным отрицанием классового характера африканского общества. Здесь и обнаружилось, что единая, «общенациональная», т. е. лишенная классовой основы, политическая партия не может быть создана и функционировать без участия все тех же традиционных сил общества. Не опираясь в той или иной форме на традиционных вождей, духовных пастырей и прочих «нотаблей», такая партия не могла повести за собой население, и прежде всего сельское, довести до его сведения и сознания свои лозунги и тем более провести их в жизнь. Расплывчатые и малопонятные крестьянам и городской бедноте фразы о «национальном единстве» и «движении по пути прогресса» не могли вытеснить из их сознания повседневные заботы, веками связанные в тесный узел с жизнью деревенской или религиозной общины, племени или касты. А в этой жизни решающее слово оставалось за старейшинами и вождями, марабутами и колдунами, «гриотами» и главами семейств.
За годы, проведенные в Африке, приходилось не раз беседовать с партийными руководителями различных рангов. И не было ни одного случая, когда бы такой руководитель представлял «чужую» для данной местности этническую группу. Более того, почти все эти квартальные, кантональные, окружные или департаментские партийные секретари оказывались выходцами из тех же кругов, которые образуют местную традиционную элиту. Если применительно к капиталистическим странам мы говорим о сращивании административно-бюрократического аппарата с монополиями, то здесь, в африканских странах с так называемым «либеральным» или «умеренным» режимом, можно говорить о том, что политические партии рождаются на свет, уже связанные пуповиной с традиционной средой. И вновь круг замыкается.