Теоретическим же фундаментом негритюда на первых порах послужила концепция Л. Фробениуса, основанная на противопоставлении «эфиопской» и «хамитской» цивилизаций. «Эфиопской» немецкий этнограф назвал негроафриканскую культуру, характерными чертами которой он считал практицизм, примитивный мистицизм, дух взаимопонимания, склонность к символике и мечтательность. Термином «хамитская» обозначалась арабо-берберская культура, для которой характерны рационализм, стремление к господству, склонность к отвлеченному мышлению, замкнутость и воинственность. В обоих случаях, как мы видим, определяющие признаки данной «культуры», какими их представлял себе Л. Фробениус, он выводил из духовных «особенностей» соответствующей расы, которые ей якобы искони присущи.
Можно с уверенностью сказать, что глубокомысленные, изложенные с немецкой обстоятельностью и педантичностью построения Л. Фробениуса поначалу не слишком занимали умы молодого Л. Сенгора и его друзей. Привлекательными в трудах этого ученого им казались сам факт признания самостоятельности негро-африканской культуры и те черты, которыми он ее наделял. Склонность к символике, мистицизм и мечтательность вызывали особые симпатии у того круга людей, в котором вращался Л. Сенгор. А круг этот состоял из таких известных антильских поэтов негритянского происхождения, как Лэнгстон Хьюз, Клод Мак Кей, Алан Лок и других. Все они сотрудничали в журнале «Ревю дю монд нуар». Литературное творчество для них было формой протеста против расовой дискриминации и духовного порабощения негров, оно насквозь было пронизано идеей реабилитации черной расы и отрицания «чудовищного мира белых». Как писал «Ревю дю монд нуар», их произведения были «поэтическим отпором черных, новой формой грядущей войны, которую и не могли предвидеть цивилизованные».
Нет ничего удивительного в том, что эти бунтарские мотивы увлекли молодого сенегальца. В наиболее близкой его поэтической натуре форме «облекалась в слова» как раз та идея, которую он провозгласил «смыслом своей жизни». Они научили нас тому, говорил Л. Сенгор о себе и своих друзьях, как, «создавая произведения искусства, возрождать негро-африканскую цивилизацию и внушать к ней уважение». А «негритянский бум» в европейской культурной жизни вселял в них уверенность, что-они стоят на правильном пути.
Так в парижских литературных салонах и возникло новое течение — негритюд, у колыбели которого стояли три друга и поэта: сенегалец Л. Сенгор, мартиниканец Э. Сезэр и гвианец Л. Дама. Кредо этого течения Л. Сенгор сформулировал так: «Гордость за свою расу — вот первое условие негритюда». Сам же термин «негритюд» был впервые употреблен Э. Сезэром в одной из публикаций середины 30-х годов. Друзья сочли его удачным, ибо он как бы подчеркивал общность всех людей черной расы, где бы они ни жили.
Суть этой концепции, если не вдаваться в детали, состоит в противопоставлении духовного, психофизиологического склада людей черной и белой расы. «Черным», как утверждают адепты негритюда, свойственно чувственное восприятие мира и присущи такие качества, как гуманность, коллективизм, добросердечие, а в искусстве — эмоциональность и чувство ритма. «Белые» же отличаются своим рационализмом, индивидуализмом, рассудочностью и техницизмом, который убивает «живую душу» человека. Мессианский налет негритюда ясно просматривается в убеждении его сторонников в том, что вернуть «человеку человеческое» и тем внести свой вклад в обновление мировой цивилизации призваны и могут люди только черной расы.
Среди многочисленных высказываний Л. Сенгора о негритюде есть одно, заслуживающее, на наш взгляд, особого внимания. Говоря об истоках этой теории, Л. Сенгор как-то отметил, что на его создателей «в качестве образца повлияла не столько теория, сколько практика негритюда, я имею в виду роман и особенно поэзию». Этим он недвусмысленно дал понять, что негритюд первоначально был скорее литературно-общественным течением, нежели доктриной общественного развития. И, рассказывая о зарождении негритюда, Л. Сенгор не случайно называет его «движением», а не «теорией», «доктриной» или «идеологией». Применительно к негритюду эти определения появятся позднее, когда коренное изменение «исторического контекста» выдвинет перед Л. Сенгором иные цели и проблемы.
Новое течение сразу начертало на своем знамени лозунг: «культура прежде всего!». Ее абсолютизация была свойственна в той или иной степени как Л. Сенгору, так и его друзьям Э. Сезэру и Л. Дама. Убежденные в том, что «подлинная независимость — это независимость духа», они страстно ратовали на страницах журнала «Этюдьян нуар», который стал рупором негритюда, за духовную деколонизацию, отстаивали и пропагандировали ценности негро-африканской культуры.
Но за внешним единством уже тогда обнаруживались существенные нюансы. Так, Э. Сезэр — человек действия и неуемного темперамента — шел в бой с открытым забралом, полностью отрицая чуждую ему европейскую культуру. Его позиция шокировала даже привычную ко всему французскую публику: «Поскольку мы вас ненавидим, вас и ваш разум, то мы — за молодое безрассудство, за пылающую страсть, за неистовый каннибализм».
Л. Сенгор вел себя благоразумнее. Уже в то время он вместе с соотечественником Усманом Сосе Диопом вынашивает идею «метиссажа» — слияния, синтеза — «черной» и «белой» цивилизаций. Его не слишком смущало, что она противоречит тезису их кумира — Л. Фробениуса — о противоположности «эфиопской» и «хамитской» культур. Но зато идея «метиссажа» вполне отвечала его внутренним побуждениям, которые складывались под двойственным — африканским и французским — влиянием. На грядущую «встречу цивилизаций», говорил Л. Сенгор, «черные должны прийти не с пустыми руками».
А на французской политической арене тем временем разгорались особенно жаркие дебаты по поводу колониальной политики. Сводились они главным образом к дилемме: «ассимиляция» или «ассоциация». Речь шла, по существу, о том, допускать или не допускать в какой бы то ни было форме культурную, а тем паче политическую автономию колоний или продолжать существующую' практику прямого и жесткого управления ими, известную под именем «ассимиляция».
Свою позицию в этом споре Л. Сенгор сформулировал в первом же публичном выступлении на родине, куда он приехал в отпуск по личному приглашению генерал-губернатора Французской Западной Африки летом 1937 года. Этой чести бывший дакарский семинарист был удостоен как один из первых африканцев, получивших ученую степень во Франции. Выступая в Торговой палате Дакара, он заявил: «Если мы хотим выжить, то от нас не может ускользнуть необходимость адаптации, то есть ассимиляции», — и подчеркнул это слово. Как совместить это утверждение с исходными посылками негритюда, воспевавшего своеобразие, равенство и непреходящие ценности негро-африканской культуры, остается загадкой. Но такие «загадки» сенегальский теоретик на протяжении своей долгой политической карьеры будет задавать еще не раз.
Правда, известную дань негритюду он в этом выступлении все же отдал, горячо призывая колониальную администрацию ввести в африканских школах наряду с французским преподавание местных языков, рассматривая их как главное средство сохранения и развития национальной культуры. Подчеркивал он также роль письменной литературы на национальных языках, в отсутствие которой «цивилизация не выходит за рамки элементарной этнографической достопримечательности». Четверть века спустя, будучи уже главой сенегальского государства и готовя к печати первый том своих трудов, в который вошло и это выступление, Л. Сенгор счел нужным указать, что он отказывается от этих суждений «как слишком упрощенных». Оговорка тем более примечательная, что отказался от них Л. Сенгор не только в теории.