Возглавляемое им правительство не предприняло никаких действенных шагов для внедрения образования на местных языках и создания предпосылок к развитию национальной литературы.
С этого времени идеи негритюда в выступлениях и статьях Л. Сенгора теснейшим образом переплетаются с темой «ассимиляции». Продолжая прославлять достоинства «черной цивилизации», он и смысл, и залог ее существования видит лишь в тесном единении с метрополией, в слиянии с ее культурой и политической системой. В его понимании вся колониальная проблема «есть не что иное, как проблема [французских] провинций». «Франции, — говорит Л. Сенгор, — нет нужды оправдываться в своих колониальных захватах, и во всяком случае не больше, чем в присоединении Бретани».
Этот «провинциализм» заходит так далеко, что Л. Сенгор вступает в противоречие даже со многими французскими историками, зачисляя в разряд «глубоко великодушных и гуманных теоретиков ассоциации» таких столпов воинствующего колониализма, как маршалы Бюжо и Лиотэ или генерал Федэрб. Будто это не они отличились своей жестокостью при покорении Алжира, Марокко, Тонкина, Мадагаскара, будто это не Федэрб огнем и мечом подавлял сопротивление французским колонизаторам на родине самого Л. Сенгора, которое возглавлял национальный герой Сенегала Лат-Диор.
В годы второй мировой войны Л. Сенгор — солдат 30-го пехотного полка колониальных войск — познал на себе все ее ужасы и лишения: разгром на берегах Луары, плен, голод, холод, унижение в фашистских лагерях. В сознании Л. Сенгора, всегда тяготевшего к космологическим масштабам, личные невзгоды не просто сливались с трагедией второй родины — Франции, но и направляли мысль на поиски основы для «гармоничного единения» людей в послевоенном мире, и в первую очередь народов метрополии и колоний.
Вырвавшись из плена в 1942 году, он углубляется в разработку этой темы. В оккупированном немцами Париже Л. Сенгор пишет несколько эссе и выступает на собраниях — главным образом перед коллегами-преподавателями, — излагая свои идеи по поводу будущего устройства французской колониальной империи.
Осуществить «гармоничное единство» метрополии и колоний он предлагал путем проведения в жизнь программы реформ, которая не выходила за рамки ограниченной «культурной автономии» колоний. Ее суть яснее всего была изложена самим Л. Сенгором. «Эта система, — писал он, — не только не ослабит власть метрополии, но еще больше усилит ее., она не только не ослабит единство Империи, но укрепит его, поскольку дирижер оркестра будет уже не заглушать различные инструменты, подавляя их своим голосом, а руководить ими так, чтобы даже самая маленькая деревенская флейта могла исполнить свою партию».
Голос сенегальского поэта был, надо полагать, услышан в соответствующих «коридорах власти», поскольку весной 1945 года распоряжением министра колоний Л. Сенгор был включен в состав комиссии, которой поручалось разработать предложения по представительству колоний в Учредительном собрании Франции. Но в кругах африканской эмиграции в Париже взгляды Л. Сенгора встретили почти единодушное осуждение как слишком профранцузские. Объединявшая эту эмиграцию группа «Презанс африкен», членом которой был Л. Сенгор, высказалась на специальном заседании против его назначения в комиссию в качестве представителя африканских колоний.
Эта позиция нанесла болезненный удар по самолюбию Л. Сенгора и, по-видимому, в немалой степени подготовила крутой поворот в его жизни.
Именно в это время в Париже появился известный сенегальский адвокат Ламин Гей, только что избранный мэром Дакара. Опытный и популярный в Западной Африке политический деятель, он еще до войны создал Сенегальскую социалистическую партию, которая слилась затем с местной федерацией Французской социалистической партии — СФИО. В отличие от Л. Сенгора деятельность Ламина Гея протекала главным образом в Африке, которую он почти не покидал.
В Париж Ламин Гей приехал в поисках образованных сторонников среди эмигрантов. Обратив внимание на Л. Сенгора, Ламин Гей предложил будущему президенту Сенегала вернуться на родину и баллотироваться на предстоящих выборах в Учредительное собрание, пообещав ему свою полную поддержку.
Не без колебаний принял это предложение Л. Сенгор, мечтавший о карьере профессора в престижном «Коллеж де Франс». Возможно, что чашу весов в пользу предложения Ламина Гея склонила жажда реванша за афронт, нанесенный ему на заседании «Презанс африкен».
Так был сделан выбор между литературно-преподавательской и политической деятельностью, выбор, определивший дальнейший жизненный путь Леопольда Седара Сенгора. В августе 1945 года он возвращается в Сенегал и под руководством Ламина Гея включается в политическую борьбу.
Трижды на протяжении 1945–1946 годов избирается — он вместе с Ламином Геем сначала в Учредительное, а затем в Национальное собрание Франции как депутат от сенегальской федерации СФИО. Разъезжая по стране, Л. Сенгор убеждается в наличии явных признаков нарастания всеобщего недовольства колониальным режимом: в городах обострилась забастовочная борьба, в сельской местности участились вспышки крестьянских волнений, брожение охватило интеллигенцию и учащуюся молодежь. Заметил он и то, что тактика Ламина Гея, который рассчитывал добиться перемен путем осуществления ограниченных парламентских реформ, не отвечает чаяниям безмерно уставших от тягот военного времени и злоупотреблений колониальной администрации широких масс населения. Поездки по сенегальской «глубинке», от которой он избирался депутатом, позволяли Л. Сенгору не только «прощупать» настроение масс, — но и завязать полезные связи с местными «нотаблями».
Так постепенно созрело решение о разрыве с Ламином Геем и социалистической партией в целом. Союз этих двух людей продолжался всего три года, но они не прошли для Л. Сенгора даром. Он приобрел политический опыт, сумел завоевать популярность в стране, получив репутацию защитника наиболее обездоленных слоев населения. Легенды о простом и доступном «депутате в хаки» (отправляясь в поездки по стране, Л. Сенгор неизменно одевал рубашку и брюки цвета хаки) доходили до самых удаленных деревень.
Разрыв с Французской социалистической партией и Ламином Геем Л. Сенгор назвал «самым серьезным шагом в своей политической жизни». Спустя почти три десятилетия последует другой шаг, и виток замкнется: он переименует свою партию в «социалистическую» и вернется в лоно социал-демократии, но уже в качестве вице-председателя Социнтерна и одного из ревностных проводников его влияния в Африке.
В сентябре 1948 года было объявлено о выходе Л. Сенгора и нескольких его сторонников из СФИО и о создании новой партии — Сенегальский демократический блок. В кратчайший срок ему удалось превратить ее в ведущую политическую силу страны. На парламентских выборах в 1951 году эта партия нанесла сокрушительное поражение социалистам Ламина Гея, завоевав оба депутатских мандата от Сенегала.
Такой поистине головокружительный успех был достигнут благодаря искусному применению тактики «окружения города деревней». В политическую жизнь страны новая партия вступила, претендуя на роль единственного выразителя и защитника интересов «подлинного» Сенегала, и в первую очередь крестьянства. И сколько бы ни менялись впоследствии названия сенгоровской партии, ее лозунги и программные установки, она неизменно апеллировала к крестьянским массам и оставалась верна тактике противопоставления «бедной» деревни «привилегированному» городу.
Убежденный католик Л. Сенгор тем не менее ясно понимал, что завоевать доверие масс в стране, где свыше 80 процентов населения исповедует ислам, невозможно без поддержки верхушки мусульманского духовенства. Своим сторонникам он постоянно внушал, что марабуты служат основным связующим звеном между любой, даже самой мелкой, общиной и прочим миром, а потому только через них можно добраться до глухих деревень и городских трущоб.
Привлечению на сторону новой партии симпатий мусульманского духовенства служил ее подчеркнутый консерватизм во всем, что касалось традиционных устоев жизни, духовных ценностей и институтов сенегальского общества. Двери партии были широко открыты религиозным деятелям мусульманских братств как мюридов, так и тиджанов.