Однако многие изначальные положения негритюда, столь часто повторявшиеся его поборниками и пропагандистами, не «вписывались» в изменившийся «исторический контекст» и нуждались в пересмотре. Ну, хотя бы такой тезис, как противоположность «эфиопской» и «хамитской», т. е. негритянской и арабской цивилизаций. Мыслимо ли было собрать под таким знаменем всех сторонников общеафриканского единства!
И Л. Сенгор вновь подвергает негритюд «косметической операции», придав ему такой облик, в котором вряд ли узнали бы свое детище его старые друзья по парижским литературным салонам. Внесенные им изменения и дополнения были настолько существенны, что он сам впервые вынужден был заговорить об «исправлении негритюда».
В «исправленном» виде негритюд как бы растворился в общих положениях, которые Л. Сенгор назвал «африканством». Введя в оборот это понятие, он определил его как совокупность или, выражаясь его языком, «симбиоз» двух взаимосвязанных и взаимодополняющих культур: арабской и негро-африканской.
В Аддис-Абебе и Киншасе, в Лагосе и Яунде, в Абиджане и Ниамее, но прежде всего в столицах арабских государств Каире, Алжире и Бейруте, выступая в защиту «исправленного» негритюда, сенегальский лидер настойчиво доказывал прямо противоположное тому, что он же, опираясь на Л. Фробениуса, утверждал ранее. Выступая с лекциями и докладами в различных аудиториях, он стремился обосновать общность основных элементов этих культур и историческое единство арабских и негритянских народов Африки. В подтверждение основных положений своих выступлений оратор привлекал разнообразнейшие лингвистические и этнографические, антропологические и археологические материалы. Он буквально поражал слушателей незаурядным искусством владения словом: то соединяя, то расчленяя знакомые всем выражения, он «извлекал» из них совершенно неожиданный смысл.
Его внимательно слушали, вежливо аплодировали, но присоединиться к «исправленному» негритюду, даже под соусом «африканства», не торопились. Настораживал не только крутой поворот в позиции докладчика, о которой многие были наслышаны. Настораживала аргументация с ее акцентом на проблемы культуры, столь хорошо знакомая по предыдущим работам и выступлениям Л. Сенгора. Он и сейчас ставил их выше любых других проблем — экономических, социальных и политических.
«Основывать общую организацию, которую мы намерены создать, только на базе антиколониализма — это значит придать ей очень хрупкий фундамент», — продолжал он и теперь развивать свою линию. Прочным фундаментом такой организации Л. Сенгор считал лишь «общие для всех африканцев и остающиеся постоянными… культурные ценности». От его слушателей не могло ускользнуть стремление докладчика деполитизировать движение за африканское единство, столкнуть его с испытанного пути антиимпериалистической борьбы и отложить «до греческих календ» полное освобождение Африки от империализма, неоколониализма и расизма.
Настораживало африканцев к другое. Выступая в то же самое время, но в других местах — во Франции, Канаде, Бельгии и некоторых франкоговорящих африканских странах, — Л. Сенгор с неменьшим красноречием иг сходной аргументацией отстаивает «непреходящие ценности Франкофонии». А «франкофония» в его толковании — это культурно-историческая общность народов, говорящих на французском языке, независимо от расы, национальной принадлежности и географической среды обитания. Как же можно совмещать одну общность — «Франкофонию» — с другой — «африканством» — и обе их. с третьей — «негритюдом»?! Вопрос существенный, тем более, что в Африке, как ни старался Л. Сенгор внушить обратное, его всегда склонны были рассматривать в политическом, а не в «культурном» аспекте.
Именно так оценивались и практические действия Л. Сенгора на африканской политической арене, где Сенегал неизменно выступал инициатором создания различных региональных и прочих союзов, противопоставлявших себя Организации африканского единства (ОАЕ).. Л. Сенгор «с упорством термита, — отмечали его биографы, — продолжал свои усилия по перегруппировке африканских государств». И многие в Африке, читаем мы далее, «обвиняли его в наличии задних мыслей: будто множа число региональных группировок, поэт-президент старался лишить ОАЕ всякого значения».
Этого в конце концов не отрицал и сам Л. Сенгор… «Лично я, — писал он западногерманскому писателю Гюнтеру Грассу, — от имени моей страны поддерживал тезис, по которому африканское единство должно быть позитивным (!) действием: оно должно основываться не на борьбе против империализма, колониализма и неоколониализма, а на существовании общих культурных ценностей, а если конкретнее, то на региональных группировках».
В апреле 1966 года в Дакаре состоялся первый международный фестиваль негритянского искусства, задуманный как «внушительная демонстрация ценностей негритюда». Вдохновленный несомненным успехом яркой и многообразной культурной программы фестиваля, Л. Сенгор претенциозно охарактеризовал его «куда более революционным мероприятием, чем освоение космоса», и патетически провозгласил, что «отныне битву за негритюд можно считать выигранной». Но он поторопился. В этой «битве» — ив недалеком будущем — негритюду предстояли суровые испытания.
НЕГРИТЮД ИЛИ «ТИГРИТЮД»!
Первый болезненный, если не самый серьезный за всю его историю, удар по негритюду нанесли сами же сенегальцы. Когда в майские дни 1968 года возмущенные толпы дакарской бедноты выплеснулись на улицы сенегальской столицы, то вместе с зеркальными витринами роскошных магазинов и банков вдребезги разлетелась также «витрина» негритюда, каковой в глазах всего мира призван был служить Сенегал — единственная страна, где эта доктрина стала официальной идеологией.
Кризис 1968 года в Сенегале разразился внезапно, захватив врасплох и правительство, и многих непосредственных участников событий. Но причины, его породившие, зрели долго и мучительно. С признаками «недомогания» и «неблагополучия», по выражению дакарской печати, мне пришлось столкнуться вскоре после приезда в страну.
В первое же воскресенье по прибытии в Дакар я стал свидетелем президентских выборов. На очередной пятилетний срок пребывания на посту главы государства был выдвинут единственный кандидат — генеральный секретарь правящей партии Л. Сенгор. Газеты и радио широко оповещали о всенародной поддержке его кандидатуры.
Однако обстановка в городе в день выборов была обескураживающей: на пустынных, словно притаившихся улицах бросались в глаза внушительные наряды полиции и жандармерии, на площадях и перекрестках, у избирательных участков и правительственных учреждений — солдаты с автоматами и бронетранспортеры. Выглядело все это так, как будто город приготовился не к голосованию, а к отражению неприятельского штурма.
Вечером радио глухо упомянуло об имевших место «инцидентах», спровоцированных «хулиганами и безответственными элементами», что вызвало необходимость вмешательства «сил охраны порядка». Но результаты выборов были более чем убедительными: за Л. Сенгора проголосовали без малого сто процентов избирателей. Оставался, правда, без ответа вопрос: неужели столь внушительное развертывание вооруженных сил было вызвано необходимостью дать отпор лишь кучке хулиганов? Ответ на этот вопрос не заставил себя долго ждать..
27 мая 1968 года студенты Дакарского университета объявили забастовку, потребовав повышения размера-стипендий, африканизации преподавательских кадров и пересмотра учебных программ. Забастовка распространилась на ряд лицеев.
Ничего необычного в этих требованиях, казалось бы, не было: они повторялись в распространявшихся студенческим союзом листовках, звучали на легально собиравшихся митингах, включались в петиции правительству. Но правительство, напуганное событиями, разразившимися в эти же дни во Франции, решило пресечь «смуту» в зародыше. На территорию университета были введены войска. Применив силу, они выдворили студентов из общежитий и учебных корпусов, «зачинщиков» арестовали. Были и жертвы среди учащейся молодежи.