Толпа расступилась перед сумасшедшим, и мандуб не сделал ни малейшего движения, чтобы избежать с ним встречи. Но Шакраф, мой господин, сорок лет проживший вдали от родины и за это время привыкший к иным обычаям, испугался покушения или какого-нибудь святотатства. Желая защитить мандуба, он набросился на Рима аль-Кама, схватил его за плечи и отшвырнул назад.
Думается мне, что, не сдержи охранники толпу, она бы в страшном гневе в клочья разодрала царскую одежду Абд аль-Меджида, да и его самого в придачу. А мандуб сурово выговорил Шакрафу.
Мой господин не мог скрыть удивления и возмущения. «Нравы дикарей», — заключил он.
И когда толпа вновь загудела, он вскричал: «Замолчите! Я гражданин Америки!»
Тут кроткий и набожный старец Хусейн, продавец сурьмы, промолвил:
— Из них двоих самым безумным был вовсе не Рим аль-Кам.
Башир согласно кивнул и продолжил:
— А теперь, друзья мои, я расскажу вам о месте, про которое никто из вас наверняка не знает. Я и сам до поры не знал о нем, — а ведь у меня нет иных забот и развлечений, кроме как скитаться по городу и его окрестностям.
Довольно далеко отсюда (даже если добираться на автомобиле — и то нужно время) от шоссе, что ведет на юг, как раз перед маленькой рощицей отходит узкая извилистая дорога. Она ведет к Крутому Холму, расположенному справа, и далее, бесконечно петляя, взбирается на его вершину. Там находится одно-единственное строение — постоялый двор. Странные люди построили его: он скорее напоминает укрепленный замок или церковь неверных. По углам возвышаются башни, внутри есть и огромные залы, и узкие кельи; высокие сводчатые потолки и толстые, сложенные из камня стены неоштукатурены. Окна составлены из маленьких разноцветных, но темных стекол.
В этом месте рассказа бездельник Абд ар-Рахман с живостью прервал Башира.
— Это какое-то пагубное место! — сказал он, расправляя крашеную бороду.
И Фатима, беззубая старуха, которую холод вечно пронимает до костей, воскликнула:
— Там, должно быть, жуткая стужа!
И Селим, продавец амулетов, добавил:
— Не иначе как это место нарочно создано для джиннов, призраков и других злых духов.
Башир, согласившись со всеми предположениями, спросил:
— Интересно, друзья мои, помните ли вы молодую американку, о которой я вам рассказывал в начале первой истории и для которой я из гордости купил целую охапку цветов?
— Это та, красивая и независимая? — уточнила Зельма-бедуинка.
— Та, что сидела в грязной таверне «Маршико»! — проворчал старый Наххас-ростовщик.
— Та, что хотела взять тебя к себе на службу! — сказал Исмет, мужчина приятной наружности, торговавший розами.
— Но тебя тогда увезла на Гору старуха со страшными глазами, — заметил уличный писец Мухаммед.
И Башир ответил:
— Вижу, что госпожу Элен — так ее зовут — вы не забыли. Она действительно заслуживает того, чтобы о ней помнили. В этом вы сами скоро убедитесь.
И он продолжил свой рассказ:
— Не так давно приехав в наш город, госпожа Элен, дабы честь по чести предстать перед высшим обществом, состоящим из одних иностранцев, задумала устроить роскошный костюмированный бал. Ее собственный дом был слишком мал для подобных мероприятий, и она сняла на одну ночь мрачный и холодный постоялый двор, что стоит на вершине Крутого Холма. Для устройства бала понадобились яства и напитки, поленья для очагов, нужно было еще пригласить поваров, слуг и музыкантов. Все это, разумеется, стоило немалых денег. Но, как я понял впоследствии, когда госпожа Элен чего-нибудь хотела, она никогда не задумывалась о цене своих желаний.
Тут мудрый старец Хусейн, торговавший сурьмой, робко спросил:
— Но почему она сочла подходящим это жуткое место?
И Башир ответил:
— Веришь ли, отец мой, она решила, что это и есть настоящий арабский дворец. Она приехала из Америки и нашу страну знала по лживым книжкам, которыми одурманила свою взбалмошную голову.
Слушатели долго смеялись, а потом Башир продолжил:
— Разумеется, Абд аль-Меджид Шакраф, не будучи с ней знаком, не попал и в число приглашенных. Однако мой друг рыжеусый Флаэрти, который ничего в жизни не принимает всерьез и которого любят за то, что он вечно всех веселит, привел его с собой и велел мне их сопровождать.