Выбрать главу

71. ЭКСТ. ХУТОР КРАМАРЕНКИ. БИБЛИОТЕКА. ДЕНЬ.

Они опять свернули к магазину, и Хуяма сказал внезапно:

— Пригальмуй.

Они остановились перед сельским клубом, на двери сбоку была надпись: «Бібліотека». Хуяма неслышно открыл дверь и вошел. За конторкой сидел Лифанчук и кротко заполнял формуляры (общий план: Лифанчук в глубине кадра справа, Хуяма – на переднем плане спиной к камере слева, over the shoulder).

— Ви хотіли записатися у нашу бібліотеку? – спросил он, не поднимая головы и продолжая писать.

Хуяма посмотрел на крепкие пальцы, державшие копеечную шариковую ручку, и осмотрелся по сторонам (крупные планы: рука Лифанчука, глаза Хуямы).

Много интересного увидел там Хуяма. В том числе там были книги по боевым искусствам, трактат Лао Цзы; портрет Брюса Ли, а также портрет Мао Цзе Дуна висели на стенах рядом с портретом Шевченко. Китайские колокольчики висели у входа. Привычный набор украинской сельской библиотеки, в общем.

Под каждым портретом красовалась цитата (cредние планы портретов с надписями сопровождаются закадровым текстом).

«Тигр ніколи не чистить зуби, але вони все одно гострі» – председатель Мао.

«Кохайтеся, чорнобриві, та не з москалями» – Тарас Шевченко.

«Спорожніть ваш келих, аби знову його наповнити, станьте порожнім, щоби перемогти» – Брюс Ли.

— Але ви не з нашого села, – сказал Лифанчук, поднимая взгляд на руки Хуямы, смиренно сложенные на конторке.

— Вибачте, але нічим не можу вам допомогти, – Лифанчук поднял голову. Они посмотрели друг другу в глаза. Они изучали друг друга некоторое время и оценили духовную наполненность друг друга.

— Вибачте, що потурбував, – сказал Хуяма вежливо. – Я зайшов помилково.

Дверь за Хуямой захлопнулась, і із-за конторки показалась жопа Татьяны.

— Хочеш сказати, що цей теж шукав самогону? – спросил Лифанчук.

72. ЭКСТ. УКРАИНА. ХУТОР КРАМАРЕНКИ. ДОМ МАТИЛЬДЫ. ВЕЧЕР. ЗАКАТ.

Джипы еще раз проехали мимо Галиного дома. Белье сушилось во дворе, ярко-красное платье Матильды трепыхалось на веревке. Хуяма посмотрел на него пристально.

Погода испортилась. Деревья гнулись, по земле неслись волны песка, ветер швырялся комками пыли.

Во двор выбежала Галя и стала срывать с верeвки недосохшее бельe. Ветер вырывал у неe из рук красное платье Матильды. Хуяма оглянулся. (Крупный план: лицо Гали, ветер, красное платье).

Якудза катила прочь из села, Галя смотрела им вслед.

73. ЭКСТ. ДНЕПР. ЯХТА ОЯБУНА. ДЕНЬ.

Хуяма и оябун снова стояли на палубе. Зелeные холмы Киева проплывали мимо.

Японские повара делали суши и роллы из сала – внутрь они клали ломтики соленых огурцов, хрен и корейскую морковку. Один повар лихо нарезал сало тонкими лепестками; другие заворачивали роллы, уклaдывали их на блюда и украшали зеленью.

— Твоя розповідь цікава, – сказал оябун. – І у мене є передчуття, що ми ще зустрінемося з цим хлопцем.

Хуяма тем временем лезвием катаны легкомысленно пускал зайчиков в глаза полуодетым блядям, резвившимся на корме. И вдруг привиделось ему, что вместо блядей там стояла Галя. Она стояла в соблазнительной позе и улыбалась ему.

Повара принесли блюда, накрытые сверкающими колпаками. Молодой самурай сервировал стол на палубе. Он принес горячие блюда, а ещe там были суши, сделанные из сала с хреном, соленые огурцы и, конечно же, водка.

— Сніданок готовий, сенсей, – сказал молодой самурай и поклонился церемонно.

Оябун подошел к столу, налил стопку водки, выпил, закусил украинским суши, приподнял одну крышку, положил себе вареников. Приподнял вторую и увидел мертвую голову неизвестного жлоба, скалившую зубы на блюде.

Татуированный кот, увидев страшную голову, трусливо сбежал из рук Хуямы, только мы его и видели (КРП кота).

— Як це розуміти? – спросил оябун холодно.

— Ви вчора замовляли холодця до сніданку, сенсей, – сказал Хуяма.

— Ну?! – спросил оябун грозно.

— Кримінальний авторитет Холодець перед вами, сенсей, – вежливо сказал Хуяма.

Они в этот момент проплывали под мостом Патона мимо страшного туннеля, образованного двойными колоннами опорных быков – бесконечного, как кошмарный сон.

— Я волів би, щоб у майбутньому мої накази не піддавалися жодним інтерпретаціям, Хуяма-сан, – сказал оябун сухо.