— Ми теж тут мучаємося, – сказал Вересень. И подмигнул Борсюку.
107. ИНТ. АСК. ГАЛЕРЕЯ ВТОРОГО ЭТАЖА. ДЕНЬ.
Сільодка и Матильда наблюдали со второго этажа за чудесным исцелением, и глаза Сільодки полыхали зеленым огнем.
— Ось вона. Так близько.
— Хто? Моя Галька?! – изумилась Матильда.
— Темніше всього під світильником, – сказал Сільодка.
108. ЭКСТ. КИЕВ. УЛИЦА. ДЕНЬ.
Лифанчук и Татьяна пробирались сквозь толпы демонстрантов, заметая следы (создать эффектную иллюзию присутствия большой массы народа, снимать крупные планы).
Использовать насыщенный полифонический звуковой дизайн: гул толпы, смешение мелодий, лозунги в громкоговорителях, сирены скорой помощи, проклятия, вопли, отдалeнный гул машин, обрывки отдельных диалогов.
Состав толпы: бабушки, студенты, крепкие сельские тeтки, здоровые сельские мужики, спившиеся городские пролетарии, полумаргинальные заполитизированные стариканы в вышиванках, дети, собаки etc.
ОТРЯД ЖОПАСТЫХ ТEТОК в форме омона тусовался с краю толпы.
Демонстранты размахивали синими и оранжевыми флагами. Одни кричали: «Янукович!», а другие: «Ющенко!» Но громче всего кричали: «Юля! Юля!»
В толпе мелькнули лица якудзы. Хуяма заметил Татьяну с Лифанчуком (вид сверху: толпа двигалась слева направо, Ли с Татьяной пересекали людской поток по диагонали). Якудза – четыре бандита в чeрном, двигалась за ними с небольшим отрывом, стараясь не привлекать к себе внимание.
Один из демонстрантов, ПОЖИЛОЙ ЛЮМПЕН-ПРОЛЕТАРИЙ, схватил Лифанчука за воротник и кричал ему в ухо:
— Пєнсія? Яка пєнсія?! У куми дєнь рождєнія, я їй в подарок подарил тридцять гривень в канвєрте. А шо ти їй купиш? Шо? Плавкі?! Чи ті гамаші йобані?! Слухай мене!
Лифанчук отодвинул раскипятившегося старикана, осмотрелся, схватил флажок у какой-то старушки, у другой разжился кепочкой с надписью «Так! Ющенко», – и растворился в толпе, ведя Татьяну на буксире.
И тут же на их месте оказался Хуяма с тремя амбалами. Они, растерянно озираясь, на секунду потеряли из вида Лифанчука с Татьяной. Хуяма даже получил флажком по голове от какой-то старушки.
109. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ.
Лифанчук с Татьяной уже сидели в генделыке.
СТАРЫЙ НЕГР размешивал шариковой ручкой пакетик с чаем в пластмассовом стаканчике, сидя у входа. Напротив, под пыльным фикусом, ДВА МАТРОСА ели борщ и пили водку. Портрет Шевченко, сделанный в технике выжигания по дереву, висел над ними. ПОЖИЛАЯ И НЕТРЕЗВАЯ БЛЯДЬ за соседним столом строила им глазки. А еще там были АККУРАТНЫЙ БОМЖ, у которого из кармана торчал томик Германа Гессе и его ОДНОНОГАЯ ПОДРУГА в синем платье с золотыми звездами и с костылем. Старый негр задумчиво медитировал на фикус. Он зажмурил глаза…
110. ЭКСТ. АФРИКА. CАВАННА. ДЕНЬ. DREAM SEQUENCE.
…Огромное баобабоподобное дерево росло в Африке. Зонтичные акации виднелись вдали. Два негра в туземных одеждах сидели под деревом и били в тамтамы: «Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…» – пели они.
111. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ.
Лифанчук ел пельмени палочками. Татьяна смотрела ему в рот и тараторила полтавской скороговоркой:
— Я нічого такого не знаю, в молодості були, канєшна, ошибкі, з ким не буває, любила одного урода, він мене кинув, слава богу, дітей не було, скінчила торговий тєхнікум, працювала на овощній базі, но потом надоїло, оце поїхала в село, батьки померли, осталісь земельні паї, працювала продавщицею у сільмагу, один з города проєздом пріклєївся, зове заміж, а я не хочу, він уже старий, і з рота, як говорить, слина капає, ви мені набагато більше нравитеся, такий мужчіна самостоятєльний…
Лифанчук посмотрел на негра. Тот по-прежнему медитировал на фикус, раскачивался и пел: «Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…»
A110. ЭКСТ. АФРИКА. CАВАННА. ДЕНЬ. DREAM SEQUENCE.
«Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…» – пели негры в африканской саванне. ОГРОМНАЯ ГОРИЛЛА вышла из тени баобаба и присоединилась к ним...