Французские ружья под сенью Сальвадора Дали
День – ночь – день – ночь – мы идём по Африке,
День – ночь – день – ночь – всё по той же Африке.
Пыль – пыль – пыль – пыль – от шагающих сапог
Нет сражений на войне
Ситуация сложилась настольк о благоприятно, что у нас получилась неделя отдыха, причем, рядом не было никакого большого начальства.
Мы находились в портовом городке на берегу океана с кучей складов и, в том числе, с некой базой материально-технического снабжения, пользующейся определенной экстерриториальностью, поскольку то, что там хранилось, принадлежало далеким союзникам данного молодого государства. Экстерриториальность заключалась в том, что база охранялась снаружи местными военизированными формированиями, но внутрь они хода не имели. Там мы и пребывали, естественно, периодически балуя себя вылазками в город.
Но, как говаривал старшина Тарасюк, "Якщо долго все добре, то погане не за горами". Короче, в стране произошел переворот, почти бескровный (ну, в смысле – исполнили только старое правительство), а на местах появились эмиссары новых властей, которым истово стали присягать чиновники старого режима. Политических заявлений новые власти пока не делали, и к нам на базу вроде не лезли, но первым звоночком был запрет выезда с территории базы любого груженого грузового транспорта. Официально это аргументировалось опасностью вражеских диверсий, а на самом деле – местные боялись эвакуации техники и грузов, которые хоть и не имели военного назначения, но были более чем ценны. Тут был и станочный парк, и наборы инструментов, и строительная техника, и даже запасы спецовки, которых бы хватило на дивизию стройбата. В любом случае – это был тревожный сигнал, но нас грели силуэты пары эсминцев на горизонте. Таракан намекнул, что это не НАТО, а то, что надо.
А новая метла, в виде некоего Команданте в элегантном Парижском штатском костюме и вощще с налетом Сорбоны, развила бурную деятельность. Учитывая, что город был столицей провинции, и в порту постоянно находилось несколько иностранных судов, и, плюс после переворота именно сюда эвакуировался дипломатический корпус (ибо столичный аэродром был всерьез выведен из строя), Команданте затеял парад в честь какой-то непонятной годовщины.
А мы получили, наконец, приказ внесший какую-то ясность в наши будущие действия.
На базе было небольшое каменное здание, в котором жили четверо молчаливых то ли грузчиков, то ли экспедиторов, и которые никого туда не пускали. Так вот, согласно приказу, мы должны были эвакуировать из этого здания (и с территории базы, естественно), спецгруз в деревянных опечатанных пеналах количеством в тысячу штук и, как вторичная задача, помочь эвакуации граждан СССР и дружественных стран. На территории базы было человек сто, причем, подавляющее большинство из них были штатские. Слава Марксу, руководители групп во время получили радиограммы, подтверждающие полномочия Барона, и централизация власти прошла почти без эксцессов, не считая попытки парторга советской диаспоры выдвинуться в замы Барона по политической части, дезавуированной фактом неумения данного индивидуума собрать и разобрать на время пулемет РПД-44. Этот типус не только не уложился вовремя, не только умудрился пораниться, но и, вдобавок, у него всю дорогу оставалась лишняя деталь (подложенная коварным Акимом).
Очень повезло с дойче-геноссен. Из одиннадцати специалистов по строительной технике, в ННА отслужило десять, трое были офицерами запаса. Барон, дабы не расслаблять контингент бездельем, поручил немцам комплексно обучить всех строевой подготовке.
Тут Таракан очень во время вербанул начальника местной охраны базы. Этот майор был дальним родственником одного из почивших в бозе членов прошлого правительства и очень боялся репрессий. По этому поводу он вертелся возле нового команданте, всячески выказывая ему свою полезность. Таракан подловил его на продаже на сторону автокрана, но пока не придавливал к ногтю, так как понимал, что этот альгвазил продаст нас при первом же удобном случае. Но пока Таракан умными советами помогал майору повышать свой рейтинг в глазах нового руководства.
Команданте хотел поразить население, дипломатов и агентов противника мощным парадом, но для мощного парада у него явно не хватало сил. И тут майор, с подачи Акима, посоветовал новому начальнику провести во время парада Ковпаковскую хохму, то есть – ротацию войск с элементами переодевания. В свое время партизаны провели такой парад на оккупированной территории, гоняя подразделения по кругу, меняясь шапками и перепрягая лошадей в тачанках и артиллерийских упряжках. Ну, и под этим соусом, Таракан предложил создать парадный расчет из персонала базы, ибо оный покажется в могутности парадных шеренг отнюдь не на последнем месте. А когда майор прибежал с радостным известием, что, мол, руководство утвердило участие складских в параде, Таракан пожаловался на отсутствие оружия для парада и намекнул, что после парада, денька эдак через два, не плохо было бы вывезти с базы в порт очень важный груз из пакгауза?13, и если майор поможет, то его возьмут на корабль с собой.
Судя потому, как загорелись глазенки нашего нового друга, майор уже подсчитывал дополнительные преференции за то, что сдаст нас с потрохами и, судя по тому, что дальнейшим гешефтам Тарасюка местные власти благосклонно не мешали, майор нас таки сдал.
А мы приступили к подготовке к параду, тем более, что парад был составной частью нашего плана по эвакуации, а виной всему этому, ну, вернее не виной, но причиной, был Тарасюк.
Когда мы, напрягая извилины, пытались придумать, как совместить с парадом эвакуацию спецгруза, старшина неожиданно спросил: "А з торбами на парад ходять?"…
Так оформилась идея о парадном расчете с ранцами, и не хватало только самих ранцев и парадного оружия. Тарасюк, как всегда, превзошел самого себя, хотя с пайцзой на пользование любыми складскими запасами для выполнения задания ему было бы стыдно не превзойти кого бы то ни было. Единственной трудностью было то, что официально вывозить что-либо с базы, даже при наличии дружественного майора, можно было только на джипе, но Андрей справился.
В качестве парадного оружия Тарасюк надыбал сотню легендарных Шасспо без патронов, но зато со штыками (он махнул их на полсотни полудюймовых вентилей и большую коробку зубного порошка). И муштра тут началась самая настоящая. Геноссе Гейнц размахнулся было на ружейные приемы, но командир запретил, сказав, что вполне хватит марширен с ружьями на плече.
А вот ранцы – это была песня. Очередное эхо Второй мировой. Настоящие телячьи ранцы Вермахта количеством аж 85 штук, что и определило состав парадного расчета. Ранцы пошли в обмен на медные сапожные гвозди. Ну, а параллельно пришлось резко заняться парадной униформой…
Форма получилась более чем оригинальная. Черные открытые комбинезоны с нашитыми красными казачьими лампасами, белые кухонные кителя и белые кухонные же береты с местными кокардами. Винтовки Шасспо и ранцы дополняли картину.
Секретные пеналы загрузили в ранцы наиболее доверенных товарищей, не доверенные эвакуированные были несколько недовольны минимумом носимого личного багажа, но на них рявкнули, и они смирились. Геноссе Гейнц очень просил включить в список эвакуируемых предметов его личный гобелен с репродукцией картины Дали "Параноико-критическое одиночество", и ему пошли на встречу. Данный гобелен несли перед парадной колонной в виде штандарта, а в качестве ассистентов знаменосца шли четыре пулеметчика с РПД-44.
И вот наступил парад. Парадные расчеты ходили по большому кругу, периодически путаясь в очерёдности переодеваний и маршей, и, когда наша парадная коробка, пройдя по площади, пошла прямо к порту, на это никто не обратил внимания, тем более, что стали происходить гораздо более интересные вещи…
Корабли, что торчали на горизонте, стали явно увеличиваться в размерах, а это означало только одно – они приближались. И, когда они приблизились совсем, из порта в сторону города начался буквально массовый кросс. Уж больно недвусмысленно выглядели направленные на берег восемь сто тридцатимиллиметровых стволов двух "пятьдесят шестых" под бело-синими краснозвездными флагами. Под их охраной к пирсу по-быстрому пришвартовался сухогруз, то ли под польским, то ли под индонезийским флагом, раззявил транспортные аппарели и принял на себя группу товарищей в белых беретах, а еще через час обо всем происшедшем напоминали только винтовки парижских коммунаров, хаотично раскиданные по причалу.