Луна тем временем начала бледнеть, и мы снова отправились в путь, чтобы до рассвета найти укрытие, где могли бы провести день. После привала ноги наши отяжелели, и я радовался, что теперь мы идем не по щебню, а по тропе, обрамленной двумя рядами низких, похожих на ивы деревьев. Пройдя по ней несколько сотен шагов, мы услышали прямо перед собой цоканье копыт и тихое позвякивание металла.
При таких обстоятельствах конный всегда враг пешему, мелькнуло у меня в голове. Бенуа схватил меня за руку и увлек в густые, выше человеческого роста, кусты, росшие у самой дороги. Мы спрятались среди этих странных растений; они были колючими, как гигантский чертополох, а их тяжелые плоды, точно зубчатые палицы, ударяли меня по лицу.
Едва успев пригнуться и затаить дыхание, мы увидели тени двух следующих по дороге всадников. Я удивился, что они так запросто проехали мимо; когда же они свернули к марабуту, где совсем недавно мы мирно трапезничали, меня охватил запоздалый страх и я утратил прежнюю уверенность в том, что здесь нас никто не сумеет отыскать.
С другой стороны, эта встреча была захватывающим переживанием, и мы радовались, что все так хорошо кончилось. Дикий кустарник, в котором мы притаились, дал мне первое представление о пустыне, через которую нам предстояло пройти: он показался мне самым африканским из всего, что я до сих пор видел.
Когда опасность миновала, мы продолжили странствие. Небо на востоке уже светлело, и в некотором отдалении появилась группа конусообразных построек. Поначалу мы приняли их за хижины, однако, с опаской приблизившись, разглядели, что это особого рода стога: солома, сложенная в грушевидные груды вокруг высоких жердей. Очевидно, когда крестьянам требовалась солома для подстилок либо соломенная сечка, нужное количество просто отрезали острым ножом: мы видели, что от одних стогов остался, так сказать, один остов, тогда как другие были лишь слегка повреждены или вообще нетронуты.
Эта находка доставила нам немалое удовольствие; мы поздравили себя, что нашли такое замечательное пристанище. Теперь, казалось, авантюра наконец начала соответствовать моим ожиданиям. Мы выбрали себе один из самых больших стогов и там, где он касался земли, повыдергали из него столько соломы, что внутри получилась похожая на пещеру выемка. Бенуа предложил мне первому забраться туда, и я сообщил ему, что чувствую себя превосходно — словно нежусь в кровати с балдахином. Тогда он тоже заполз в «пещеру» и изнутри тщательно заделал отверстие, оставив лишь маленькую дырочку, чтобы поступал свежий воздух.
Внутри в самом деле было хоть и немного пыльно, зато тепло и уютно, даже просторно, поскольку нору мы себе сделали длинную, рассчитывая лежать в ней долго. Свод же нависал над нами на расстоянии вытянутой руки.
Удобно подложив под голову мешки с плодами, мы еще какое-то время поболтали, жуя зеленый инжир. Переход получился утомительным, однако я радовался, что мы шли по камням и, главное, через дикие заросли. Кроме того, теперь мы могли отсыпаться вволю — отдыхать до самого захода солнца.
— Слушай, Шарль, — пробормотал я напоследок, — правда, шикарное убежище?
И услышал, как он, уже в полудреме, ответил:
— Здесь нас ни черт, ни его бабушка не найдет!
Я, должно быть, проспал до позднего утра, и тут меня начал мучить тягостный сон.
Сперва мне показалось, будто я слышу неприятный шум, вроде бы шорохи воды и ветра, и я, как если бы лежал в постели, подтянул к подбородку — вместо одеяла — ворох соломы. Потом довольно долго до меня доносился разноголосый гул, как бывает на рынке. Постоянно повторялось одно и то же: на голос взывающего отвечала толпа, однако не возгласами одобрения, а издевательским хохотом.
Наполовину проснувшись, наполовину еще пребывая во сне, я обшарил руками наше логово и спросил себя, что за странного зверя сюда занесло… Мне не долго пришлось гадать, ибо я все отчетливей слышал голос, который, как я думал, мне снился, — и наконец понял, что принадлежит он Шарлю Бенуа. Мой товарищ — снаружи — извергал потоки ругательств, которым научился на трех континентах и запас которых казался неиссякаемым. Быстро, словно ныряльщик, всплывающий к освещенной поверхности моря, я раздвинул руками солому и выбрался наружу, где меня ждал настоящий сюрприз.
Есть особый вид мучительных снов, которые снятся очень робким людям: что тебя внезапно выдергивают из теплой постели и выставляют на открытой рыночной площади или посреди многолюдного зала, где ты тщетно пытаешься прикрыть наготу… Так вот, я подумал, что грежу наяву и воображаю себе нечто подобное; этой мысли способствовало и сиявшее снаружи яркое солнце, которое на какие-то мгновения меня ослепило. Дело в том, что, когда я выбрался из норы, меня встретили возгласы бурного ликования, какие можно услышать в провинциальном театре при внезапном появлении на подмостках комического персонажа.