Подобные вещи пугают тем больше, чем меньше ты понимаешь их причину, однако как раз в нашем случае ничего сверхъестественного не было. Пока мы уютно спали, из грязной деревушки, расположенной неподалеку, пришел владелец стога, чтобы нарезать соломы, и ему сразу бросилось в глаза, что прежний порядок нарушен. Предположив, что в стог забрался какой-то зверь, он ткнул в наше логово вилами с длинными зубцами, и нам еще крупно повезло, что вилы проткнули только фуражку Бенуа — с этой добычей хозяин стога удрал и предъявил ее на ближайшем фельдъегерском посту.
Займи мы свое лежбище на полчаса позже, мы бы наверняка заметили этот пост, поскольку он располагался всего в нескольких сотнях шагов от нас, примерно на высоте марабута, но по другую сторону от железной дороги. Прибытие двух фельдъегерей, которых мы встретили еще ночью, привлекло сюда всю деревню, и теперь вокруг нашего стога, словно вокруг лисьей норы, в радостном ожидании собрались и стар и млад. Поднялся гвалт, который я слышал сквозь сон и от которого еще раньше проснулся Бенуа.
Мой добрый товарищ, как я понял, изрыгал страшные ругательства, главным образом, для того, чтобы предупредить меня об опасности, поскольку о моем присутствии никто пока не догадывался. Тем большим было всеобщее ликование, когда неожиданно появился я — еще не вполне проснувшийся и с ног до головы покрытый прилипшими соломинками. Мало-помалу я разглядел примерно пятьдесят коричневых лиц, откровенно надо мной потешающихся, двух фельдъегерей, от смеха держащихся за животики, и между ними Бенуа, который теперь тоже начал смеяться.
Ничто так не разрушает грезу, как чужой хохот: он словно срывает пелену с глаз грезящего и, как в зеркале, демонстрирует комичность и неуместность его положения.
Для меня, во всяком случае, это оказалось переломным моментом: я начал проклинать свою африканскую авантюру. Коричневые туземцы смеялись мне прямо в лицо, без малейшего намека на деликатность, и у меня возникло смутное ощущение, что присутствие фельдъегерей еще больше их подзадоривает… Позднее я узнал, что всего несколько недель назад они здесь же швыряли гнилой репой в моего земляка Хуке. Вообще, чуть ли не половина побегов из казармы заканчивалась возле этого уютного гнездышка, знаменующего конец первого ночного перехода, и за каждого пойманного дезертира крестьянам выдавалась премия. Следовательно, даже сам способ, каким я снискал себе судьбу одноглазого, не отличался оригинальностью, и я с нарастающей досадой думал о том, что в воротах казармы меня встретит вторая толпа смеющихся.
Дав собравшимся время повеселиться, фельдъегери основательно обыскали наше логово, желая убедиться, что в нем не скрывается еще и третий беглец. А потом, вместе с нами, отправились к своему посту.
Бенуа, как ни удивительно, тут же взял с ними приятельский тон, и все трое начали балагурить на солдатский манер. Я же был слишком раздражен, чтобы участвовать в их веселье; я чувствовал, что прежде свойственное мне легкомыслие полностью испарилось. Одно наблюдение, сделанное за время этого короткого пути, огорчило меня еще больше. Мы проходили мимо того места, где прятались ночью, и теперь, при свете дня, дикие кустарниковые заросли оказались не чем иным, как огромным полем артишоков, высаженных правильными рядами. При ярком освещении все вещи предстают совершенно иными.
Фельдъегерский пост, в непосредственной близости от которого мы накануне нашли свое замечательное убежище, был построен в виде маленькой крепости; его с четырех сторон окружала высокая каменная стена с амбразурами. Тут обитали четыре старослужащих солдата с семьями. Для посетителей вроде нас была предусмотрена особая гостевая комната, с запирающейся дверью и решетками на окнах. Туда нас наши конвоиры и отвели, постаравшись утешить заверением, что попросят своих жен сварить для нас наваристый супчик. Полицейский — не только враг заключенному, но одновременно и друг: здесь возникают такие же отношения, как между охотником и животным, на которого ведется охота.
Бенуа попросил конвоиров не забыть также про вино и закуску, объяснив, что за деньгами дело не станет, а мне велел показать наличность; похоже, на фельдъегерей это произвело благоприятное впечатление. Потом мы услышали, как они задвигают снаружи тяжелые засовы, — после чего смогли, наконец, осмотреться в своей темнице.