Историк Жан Мейе показал, что состояние судовладельцев росло пропорционально их умению вкладывать новый капитал. Одной из возможностей было участие в работорговле. На практике далеко не всем удавалось достичь желаемого. Ведь случались и кораблекрушения, да и отдача капиталов, вложенных на Антильских островах почти всегда в виде кредитов, была медленной. Возможность быстрого оборота капиталов обеспечивали себе только судовладельцы, занимавшиеся не одной работорговлей, но и продажей различных товаров. Впрочем, и эти негоцианты тоже нередко разорялись.
Работорговля хотя и считалась лотереей, но все чаще и чаще привлекала любителей попытать счастье. Их подстегивал рост потребности в невольниках на американских плантациях и еще больше спрос на колониальные товары. Первые аболиционисты говорили, например, что сахар имеет красный цвет от крови рабов. Но чем больше европейцев подключалось к работорговле, тем больше на берегах Африки требовалось невольников. За период европейской работорговли с этого континента вывезли по меньшей мере 8,2 миллиона человек, из которых две трети — взрослые мужчины, а треть — женщины и дети. Смертность среди них за время пути через океан составляла в среднем 15 %. Это значит, что ежегодно от побережья протяженностью в 3500 км отправлялось более 200 кораблей с невольниками. В начале рассматриваемого периода их было меньше, в конце его — больше, но бывали и зависевшие от разных обстоятельств периоды, когда плавания невольничьих кораблей совсем прекращались.
Таким образом, мы постепенно подошли к мысли, что перемещения такой огромной массы людей стали возможны не только потому, что в Западной Европе в сотрудничестве с американскими рабовладельцами сложилась организация торговли невольниками, но и потому, что на африканском побережье возникли соответствующие системы ее обеспечения. Спрос Запада нашел предложение невольников в Африке.
Соединение вполне «расистского» взгляда на Африку большинства западноевропейцев в XVIII в. с вполне манихейскими рассуждениями[22] аболиционистов на протяжении XIX в., а также с идеологическими доктринами, получившими распространение в XX в., ввело в историю африканской работорговли определенные шаблоны. Они выработались за долгое время и продолжают влиять на психологию тех, кто занимается изучением проблем работорговли. В качестве примера мы остановимся дальше на понятийном отражении всего этого в термине «негритянские царьки», которым один автор продолжает пользоваться даже в 1983 г.
Среди шаблонов сохраняется и та точка зрения, что Африка, дескать, не занималась работорговлей, а лишь жесточайшим образом пострадала от нее. Другими словами, признавая такой взгляд, с Африки снимается всякая ответственность за работорговлю. Но подобный подход можно использовать и как ширму для неприглядных фактов.
Если исключить очень незначительное французское проникновение в глубь Африки вдоль реки Сенегал до страны Галам (что еще не было колонизацией) и удивительное появление «лансадос» в «стране рек»[23], то до 1795 г. европейцы еще не могли продвинуться внутрь Черного континента. По этой же причине европейцы не могли сами захватывать невольников, чтобы вывозить их. Добычей этого «товара» занимались сами африканцы, а размеры его поступления на побережье определялись действительно спросом извне.
По мнению Уолтера Родни, исключительной компетентностью которого мы уже пользовались, в работорговых районах Верхней Гвинеи невольников добывали, а затем продавали преимущественно мулаты, тесно связанные с местным населением. По данным Лавджоя, этими делами здесь более всего занимались мусульмане, но в районах, колонизованных южнее экватора, в добыче «товара» для невольничьих кораблей, вне всяких сомнений, участвовали и португальцы. Они, во всяком случае, занимались отправкой в глубь материка караванов, во главе которых ставили своих торговых агентов — «помбейруш»; последние порой сами были из числа невольников.
«Помбейруш» совершали далекие экспедиции и приводили много рабов. Повсеместно правовые, иногда очень суровые, нормы, регулировавшие в прошлом деятельность традиционных обществ, деградировали. В результате возрастало число людей, полная незащищенность которых делала их легкой добычей работорговцев. Вполне очевидно, что главные предпосылки для превращения людей в рабов создавались насилием и войнами.
Как работорговля в Европе, так и «работорговая Африка» требовали капиталовложений в развитие невольничьего промысла. Объем инвестиций зависел здесь от разных условий при родоплеменном или феодальном укладе жизни. Характер инвестирования был очень рациональным; прежде всего оно направлялось на укрепление такой основы власти, как вооруженная сила. Для этого приобреталось огнестрельное оружие; десятки тысяч единиц его ежегодно доставлялись в Африку. При этом речь шла не о каких-нибудь «самопалах» — клиентура понимала толк в оружии.
Там, где позволял рельеф, создавалась кавалерия, что требовало немалых расходов, но лошади, как и огнестрельное оружие, были мощным военно-психологическим фактором. Инвестиции требовались и для укрепления социально-культурных и религиозных предпосылок, способствовавших поступлению невольников. В «работорговой Африке» возникли системы регулирования поставок рабов в зависимости от изменений спроса на них. Такие поставки, в частности, можно было резко сокращать. Своего рода распределительная сеть по транспортировке невольников из внутренних районов континента на побережье включала места сбора подорожных пошлин и налогов, а также промежуточные рынки невольников, конкурировавшие даже с рынками на побережье.
Изучение поступления рабов для нужд местного хозяйства или на экспорт, а также функционирования африканских систем управления работорговлей позволило осветить социальную антропологию и историю внутренних областей Черной Африки. По этим вопросам опубликованы интересные работы (в том числе на французском языке), оставившие заметный след в общественных науках. Но в то же время давно ощущается нехватка обобщающего исторического исследования, а интересный труд Лавджоя, на который мы уже ссылались, только частично заполняет этот пробел. Предлагаемые нами подходы тоже дают общую картину.
Прежде всего мы касаемся западной части континента и к тому же лишь пространства в виде треугольника, прямой угол которого образуют 16-я параллель северной широты и 16-й меридиан восточной долготы, сходящиеся в Канеме. Третья сторона треугольника по форме, скорее, является синусоидой, соединяющей Сен-Луи на р. Сенегал с мысом Доброй Надежды. Плошддь этой территории более 9 млн. кв. км., протяженность береговой линии — более 1300 морских лье{164}, т. е. около 6000 км. Совершенно неясно, сколько людей проживало на этой огромной площади. Известно, однако, что некоторые прибрежные районы (От Золотого Берега до Бенина, к востоку от дельты Нигера, от Лоанго до Конго) были заселены гуще, чем другие, и, возможно, поэтому они стали, пользуясь выражением Лавджоя, местом «африканского рабовладения», включавшего и экспорт рабов. Этнографы не раз подробно освещали культуру, политическую и экономическую историю, образ жизни народов, населявших эти места.
В Африке на все наложила отпечаток особая природная среда, которая мало поддается управлению человеком. На севере и юге описываемого треугольника преобладают саванны и обычно выпадает мало осадков. Лесосаванны образуют переход к влажным тропическим лесам, сохранившимся в основном во внутренних районах континента. Вся эта территория имеет густо разветвленную сеть рек, впадающих в Атлантический океан и служивших как путями сообщения, так и вместилищем продовольствия.
Сильно изрезанное между Гамбией и Сьерра-Леоне побережье дальше к югу имеет несколько бухт, отмеченных мысами Монте, Мезураде, Пальмес, Три Пойнте. Затем берег уступает место заливу Биафра, за ним лежит дельта Нигера со множеством рукавов. Почти повсеместно берег подвержен мощным приливным валам — «барром», — обрушивающимся на пляжи. Это делает практически невозможной постановку судов на якорь вблизи от берега без риска кораблекрушения.
22
Манихейство — религиозное учение секты ранних христиан (III–V вв.), призывавшее к всеобщей, но пассивной борьбе со злом. Такой подход был характерен для значительной части аболиционистов.
23
Лансадос — афро-португальские («афро-лузитанские») мулаты. «Страна рек» («Южные реки») — европейское название в XVII–XIX вв. части побережья Гвинейского залива, где впервые поселения европейцев возникли уже не на берегу, а в глубине материка.