Все же и войны, вызванные политическими причинами, тоже приводили к появлению пленных, и часть из них неизбежно продавалась, а затем перемещалась по протяженным торговым путям, обычно приводившим к побережью. Войнами между государствами в Западной Африке особенно насыщен именно период с начала XVIII в. и до середины XIX в. Впрочем, в недавнем исследовании Жана Базена и Эмманюеля Терре опять содержится призыв пересмотреть некоторые из сложившихся представлений об этих войнах{174}.
Если войны не играли первостепенной роли в «производстве» рабов, то, значит, следует говорить о специальных походах за невольниками. Подобные рейды должны были проводиться хорошо подготовленными вооруженными отрядами, нападавшими на слабо или вовсе не защищенные деревни и небольшие группы людей. По этому вопросу «Круглый стол о происхождении Конга»{175} (Конг — королевство внутри современной территории Кот-д’Ивуар){176} провел ценное исследование, позволяющее обобщить ряд наблюдений, не опасаясь того, что отдельные местные особенности поставят сделанные выводы под сомнение. Для историка большая трудность заключается в том, что информация, полученная из устных преданий, плохо датируется, не позволяя подчас уяснить, идет ли речь о начале или середине XIX в., а может быть, даже о конце XVIII в.
Вот как предания описывают практику захвата невольников:
«Мест, где это делали, было много. Они на них накидывались. Если они убегали, то шли в места между палаки и нами, там на них нападали и продавали в том же месте.
(Вероятно, на базаре в 16 километрах от Конга.) Они шли между тагана и нами и вышли на пришельцев, и когда пришли, их схватили. После этого их забрали и продали в том же месте, но у них было меньше рабов, чем у конгов».
А вот практика захвата как раз у конгов:
«Тагабана тоже отправлялись в путь и ходили по полям, а когда видели молодых и видели, что среди них не было старших, или когда видели одних женщин и не было мужчин, они их хватали и уводили продавать. Они набрасывались на них и вели продавать. Они ходили и в другие места и там хватали других людей и уводили их на рынок, чтобы продать. Вот так это происходило»{177}.
Безусловно, второй отрывок из устного предания вызывает удивление, так как из него следует, что в неволю не захватывали взрослых мужчин, тогда как в действительности именно они были основной частью «груза» невольничьих кораблей. Наиболее ярким в приведенных цитатах является их тональность, как бы отражающая запыхавшиеся голоса бегущих от погони, что свидетельствует о жестокости описанных повседневных преследований людей.
Во что же все это обходилось, как оплачивались война и насилие? Тот, кто брал на себя расходы, платил за оружие, лошадей, питание своих людей, выделяя для этой цели какую-то часть из доходов от захвата невольников. Но и те, кто непосредственно захватывал людей, по-видимому, какую-то часть из них оставлял себе, чтобы тоже позже продать их. Так происходило у конгов, но, вероятно, все было аналогично и в других местах.
Чисто африканской спецификой отличались также способы транспортировки предназначенного на экспорт живого «товара». Мы остановимся на этом, опираясь опять на устные предания, хотя это вновь не внесет ясности в датировку событий. Однако, принимая во внимание общий характер развития работорговли, можно считать, что формы транспортировки невольников между 1750 и 1840 гг. не претерпели существенных изменений. Возможно, что к концу указанного периода они даже стали еще более жестокими.
Последователи Мунго Парка, первым из европейцев проникшего в глубь Африки, выдающиеся путешественники Мольен, Клаппертон, Лэнг и Кайе, затем братья Лендер, опубликовали свои наблюдения и заключения{178}. На пути европейских путешественников встречались караваны «рабов» (именно так и говорили в то время, а теперь считают более правильным употреблять слово «невольники»), направлявшихся в сторону побережья. Иногда путешественники сами двигались вместе с такими караванами, пользуясь их помощью, особенно на обратном пути. К сообщениям этих путешественников принято относиться с доверием, так как они были храбрецами, подолгу находившимися на краю гибели, испытывая голод, жажду, зло и насилие. Кроме того, современные историки проверяют точность сообщаемых такими путешественниками сведений путем сравнения их с устными преданиями. Последние принимаются за достоверные источники потому, что сообщаемые ими данные отнюдь не сборник рассказов о «невинности» африканских обществ в глубине континента в деле захвата невольников (что мы только что видели выше). К тому же предания со скрупулезной точностью описывают самые мелкие детали экономического порядка. Это ценнейшая информация, поскольку как раз в историческом плане в преданиях обычно мало нового. В этом отношении заслуживают особого доверия результаты исследований нигерийского историка Махди Адаму, выводов которого мы часто придерживаемся{179}.
В том случае, когда невольники привозились на побережье Бенинского залива из Центрального Судана, система работорговли начиналась с захвата людей либо силами местных властей, либо путем формально запрещенного разбоя. Кроме того, африканцы оказывались в рабстве при выплате дани людьми, когда их дарили правители. Так они становились объектом продажи на местных рынках, подобных упомянутому выше, восточнее Конга. Торговцы объединяли приобретенных ими невольников в караваны, но неверно думать, что существовали специальные караваны только невольников. В действительности речь всегда шла о торговых караванах, в которых рабы были лишь одним из видов транспортируемых купцами товаров.
Пора отказаться от постоянно изображавшейся картины невольничьих колонн, тянущихся через саванны и леса, а вместо этого представить себе множество торговых центров, пунктов питания, промежуточных стоянок и т. п., образующих сложную систему, требующую особой организации. В караванах невольник прежде всего используется для переноски груза. Если он проявит себя в этом деле, то избежит продажи на вывоз и просто будет включен в число постоянных носильщиков. По пути от Центрального Судана до побережья число невольник в в караванах постоянно уменьшалось, так как их частично распродавали по дороге для удовлетворения местного спроса на рабов.
Такая ситуация создавала своеобразную конкуренцию{180} между внутренним и внешним спросом на рабов. Когда зоны возникавших военных действий охватывали территории с радиусом в десятки километров, приходилось менять путь и сходить с традиционных караванных дорог. Распределительным центром к северо-западу от слияния Нигера с Бенуэ стало королевство Нупе[27], откуда невольников отправляли не только прямо на побережье, но и в Дагомею. В XIX в. подобные изменения классических невольничьих маршрутов привели к относительному упадку торговли с государствами йоруба. Но в целом у африканцев проявлялась хорошая организация работорговли, свидетельствующая о ее, высокой экономической эффективности»{181}.
Сейчас трудно выявить те иногда совсем незначительные нюансы, которые имелись у каждого из внутренних африканских обществ с их всегда заметной индивидуальностью. За 150 лет нараставшего в западных странах спроса на африканскую рабочую силу удовлетворение его (т. е. предложение рынка невольников) оказывало различное влияние на социальную организацию участвовавшей в работорговле Африки. Без особого труда можно представить себе, как смотрели на работорговлю ее жертвы. Это было время утраты личной безопасности африканцами, оказавшимися, пользуясь современной терминологией, в условиях терроризма сначала у себя на родине, а затем за ее пределами. С точки же зрения тех, кого мы назвали террористами, работорговля сначала преследовала больше экономические, чем социально-политические цели, но, правда, нельзя забывать и о территориальной экспансии, следовавшей путями работорговцев. Африканские же работорговцы оказались на континенте теми пружинами, которые раскручивали очень сложные экономические механизмы, дабы обеспечить себе наибольшие доходы. Рассмотрим важнейшие из этих механизмов.
27
Государство Нупе возникло в XV в. в районе впадения р. Кадуны в Нигер. Его расцвет приходится на XVII–XVIII вв., когда происходила исламизация страны. В начале XIX в. Нупе было подчинено фульбе и вошло в состав Сокото; в конце XIX в. на территории Нупе установилась власть английских колонизаторов.