Если к подобным условиям содержания невольников добавить их крайнее утомление от переходов, а обычно и нехватку питания, то легко понять, как часто в караванах распространялись эпидемии, в частности оспы. Потери человеческих жизней были очень велики.
Сколько же рабов добралось этим путем до подчиненной Занзибару части восточного побережья Африки? Их число можно попытаться определить по таможенным документам, поступавшим в столицу султаната для учета сбора пошлины, составлявшей от одного до двух долларов за невольника. Плохое состояние этого учета не позволяет определить точную цифру, и приходится оперировать данными, позволяющими представить себе хотя бы порядок величин. Эти данные следующие:
около 1810 г. — от 6000 до 10 000;
около 1850 г. — от 15 000 до 20 000;
около 1870 г. — от 22 000 до 23 000.
Кроме того, надо учесть, что эти сведения не включают контрабандную работорговлю, стремившуюся всячески ускользнуть от налогообложения. Если не игнорировать эту контрабанду, то для 1870 г. общее число рабов, доставленных в Занзибар, можно оценивать примерно в 35 000. Таким образом, в XIX в. произошел значительный рост работорговли, а следовательно, возросла и площадь, охваченная охотой на людей.
Большая часть невольников поступала в Килву. Путь в глубь континента от этого города, как мы видели, был слабо освоен арабами, что вело к ограниченной потребности в рабах на месте и позволяло почти всех невольников отправлять на экспорт. На пути же, шедшем через Танганьику до центра лесов Конго, наоборот, возникла крупная сеть арабских поселений, поглощавшая большинство захваченных в неволю. Работорговля здесь была преимущественно внутренней, и лишь «избыток» рабов в несколько тысяч человек отправляли на экспорт.
С побережья, главным образом из Килвы, невольников переправляли на Занзибар на небольших парусниках — «дау». Скученность на судах была невероятной; рабов укладывали «валетом» на своего рода многоярусные нары с предельно минимальным просветом между «этажами». Переправа занимала один-два дня в зависимости от ветра. Но если непредвиденно наступал штиль, то тут для несчастных рабов ситуация становилась критической: они умирали от удушья, начиная с лежащих на нижних рядах.
По прибытии на Занзибар таможенному чиновнику предъявляли только самых здоровых невольников. В отношении других, слишком слабых и непригодных для продажи, подобная формальность вызвала бы лишь бесцельные расходы. Таких рабов просто бросали на берегу.
На Занзибаре находился большой невольничий рынок, много раз описанный европейскими путешественниками. Часть продававшихся здесь рабов оседала на Занзибаре и Пембе как домашняя прислуга, а еще больше — для работы на гвоздичных плантациях. Другая часть, количественно менявшаяся в разные периоды, обеспечивала занзибарский реэкспорт рабов. Основными его направлениями были Момбаса и другие арабские города, вытянувшиеся на побережье цепочкой вплоть до Сомали на севере. Не проданных в этих городах невольников везли в Оман.
Но Оман с его столицей Маскат тоже был центром дальнейшего перераспределения невольников, что составляло экономическую основу этого государства, не имевшего, по существу, других ресурсов. По данным одного англичанина, около 1870 г. сюда ежегодно привозили до 13 000 человек, частично из Эфиопии, но в основном с Занзибара. Поток реэкспорта из Омана распадался на восточную ветвь — в Белуджистан и Индию, и более многолюдную северную — в Персидский залив, где их раскупали во всех странах по его берегам (в арабских эмиратах, Персии, Месопотамии). Особенно много рабов шло в последнюю, так как она входила в состав Османской империи и открывала дорогу в Турцию, традиционно получавшую основную часть рабов из северных областей Африки.
По мере расширения территорий, попадавших под контроль европейцев, поступление рабов через Северную Африку прекратилось, и приток невольников в Турцию обеспечивался поступлением рабов от ее азиатских соседей, которые оставались не проданными за время их транзита. Сколь же длинен был путь невольников, пока они достигали его конечной точки! На этом пути они много раз переходили из рук в руки, задерживаясь на более или менее долгое время на каждом этапе. Иногда это растягивалось на многие годы{264}.
Англия, самая мощная держава в Индийском океане, в рамках своей антирабовладельческой политики вынудила султана Омана, который был также хозяином на восточном побережье Африки к северу от Ровумы, подписать соглашения, направленные сначала на ограничение, а затем и на запрещение работорговли. В 1822 г. Сейиду Саиду пришлось запретить вывоз рабов за пределы своих владений, а в 1845 г. — их вывоз из его африканских владений в азиатские. После его смерти в 1856 г. Занзибар и Маскат разъединились, образовав два разных государства. В 1873 г. занзибарский султан должен был подписать еще более суровый договор, вообще запрещавший вывоз невольников с материка. Тем самым перекрывалась даже доставка рабочей силы на прибрежные острова султаната с их плантационным хозяйством.
По этим договорам Англия получала право инспектировать арабские суда с целью прекращения тайной работорговли. Но возможности Англии были недостаточны в сравнении с масштабом контрабандной работорговли и всей сети ее сообщников. По имеющимся довольно точным данным, английский флот захватывал и освобождал в море лишь 50 % незаконно перевозившихся рабов. Борьба с этим злом могла вестись только в открытом море. Однако после заключения соглашения 1873 г. многие плантаторы с островов Занзибар и Пемба, испытывая нехватку в рабочей силе, перенесли свое хозяйство на материк. Там они могли, как и прежде, приобретать рабов без всякого риска{265}. В конечном счете английские морские операции оказались недостаточно эффективными.
Основная часть рабов вывозилась с Занзибара на север, но существовало и юго-восточное направление экспорта невольников. Речь идет о вывозе рабов на Мадагаскар и даже Реюньон, где одно время колонисты восстановили рабовладение, закамуфлировав его под работу по вольному найму. Для этого перекупали раба, официально объявленного свободным, а затем заставляли его, совершенно не понимавшего производимых с ним операций, подписать обязательство работать длительный срок на плантациях французской колонии{266}.
Во всем регионе Коморский архипелаг и арабские поселения по северо-западному побережью Мадагаскара играли роль центров перераспределения поступавших сюда с материка невольников. Султаны островов Антуан и особенно Гранд-Комор основные доходы получали именно от этого. Что же касается Мадагаскара, то там особая роль принадлежала Майнтирано, где проживали сотни работорговцев и через который в 1870-х годах ежегодно проходило две тысячи невольников.
Эти рабы в южных широтах происходили из Мозамбика, бывшего португальским владением. Хотя правительство в Лиссабоне запретило работорговлю в 1836 г., но мы уже отмечали, сколь малоэффективным оказался его запрет. Англия тоже действовала в этих краях, навязав в 1842 г. соглашение о взаимном досмотре судов, что на практике сводилось лишь к проверке португальских кораблей англичанами. Борьба с работорговлей приносила здесь плоды крайне медленно, так как короткий путь от континента до Коморских островов и от них до Мадагаскара слабо контролировался. Поэтому к 1870 г., т. е. уже после прекращения работорговли, через Атлантику, из Мозамбика ежегодно вывозилось пять-шесть тысяч рабов и даже в 1880-х годах — около трех тысяч{267}.
В целом для XIX в. общее число рабов, вывезенных из Центральной и Восточной Африки, можно оценить в полтора миллиона человек{268},и при этом не принимается во внимание внутренняя работорговля, особенно значительная в лесах Конго и в области Великих озер. Для ее оценки количественных данных нет, но известно, что она непрерывно нарастала и захватывала все большую территорию в течение почти всего столетия. Такая внутренняя работорговля прекратилась только в 1890-х годах, после установления повсеместно колониальной администрации.