Восточный рог Африки, как и другие регионы материка, являлся очень активным внутренним невольничьим рынком и в то же время источником экспорта многочисленных рабов. Они вывозились в разных направлениях, включая, как мы видели, Восточный Судан и Египет. В последней четверти XIX в. работорговые операции в этом направлении сократились, но возросли в направлении Аравии.
Эта страна, старинный импортер эфиопских рабов, играла все большую роль в нараставших поставках невольников в Турцию. Как отмечалось, Турция была вынуждена по мере сокращения притока невольников из Средиземноморья чаще использовать свои азиатские владения для компенсации этих потерь. Помимо этого, группы рабов из Аравии переправлялись на побережье Персидского залива и в Индию.
В XVIII в. появилось еще одно далекое и неожиданное направление — Россия. Самый знаменитый пример — Ганнибал, «арап Петра Великого», прадед Пушкина. Родившийся, очевидно, от турецкого янычара из гарнизона в Массауа и эфиопки, он был увезен в Константинополь, а оттуда отправлен в подарок царю. Став его личным слугой, Ганнибал сделал затем блестящую карьеру и получил чин генерал-аншефа. Эта история, первоначально уникальная для России, имела свое продолжение. В середине века императрица Елизавета собиралась привезти эфиопов, чтобы составить из них особый отряд лейб-гвардии и создать такую традицию для своих преемников{282}.
Возвращаясь к Эфиопии, отметим, что в ней уже в XIX в. издавались распоряжения о запрете работорговли, но их выполнение наталкивалось на очень древние традиции, и поэтому не дало больших результатов. Так, Теодорос II (1847–1868), восстановивший единство империи после долгого периода анархии, объявил о запрете работорговли и принял меры к выкупу невольников. Он приказал отрезать правую руку и левую ногу тем, кто ослушается приказа, во всяком случае тем, кто продает в рабство христиан. Однако сам император терпимо относился к набегам за невольниками, когда их жертвы не являлись его единоверцами, а в походах он раздавал солдатам пленных в качестве вознаграждения. Теодорос, конечно, не мог сильно прижать крупных феодалов, получавших огромные пошлины с каждой головы невольников, проданных на их территории или пересекавших ее.
Его преемник Йоханныс IV (1871–1889) подтвердил запрет, но действовал более радикально, устранив всякое религиозное различие в делах работорговли и начав действительно применять закон на практике. Эта решимость вызывалась и интересами его международной политики. Эфиопия оказалась тогда под угрозой окружения Египтом после завоевания им южной части Судана, с одной стороны, захвата портов Массауа, Зейла и Бербера — с другой, а также Харара внутри самой Эфиопии, не говоря уже о попытке высадиться в Кисимайо, в Сомали.
Ощущая свою силу, египтяне дважды нападали на Эфиопию, в 1875 и 1876 гг., с целью оккупировать ее. Правда, они потерпели сильное поражение, но такая угроза сохранялась, и император стремился создать в Европе представление о себе как о прогрессивном человеке, чтобы обеспечить возможность поддержки западных держав в борьбе с противниками Эфиопии. Подобная ситуация, безусловно, складывалась в 1884 г., когда в разгар восстания махдистов вновь возникла угроза границам Эфиопии. Йоханныс подписал тогда договор с Англией, обязавшись бороться по мере своих возможностей с работорговлей. Возможности у него оказались невелики, и по всей стране сохранялась прежняя практика торговли невольниками.
Ситуация начала понемногу меняться только с приходом к власти основателя модернизованной Эфиопии — Менелика, негуса Шоа, занявшего императорский трон после смерти Йоханныса в 1889 г. В подтверждение своего стремления к реформам он в момент коронации объявил о намерении присоединиться в следующем году к заключительному акту Брюссельской конференции, объединившей делегатов семнадцати стран с целью выработки совместных действий по уничтожению работорговли в Африке. Это международное обязательство было значительно более весомым, чем взятое предшественником Менелика по соглашению с одной только Англией. Но и в данном случае тоже надо учитывать влияние международной обстановки: ведь именно в этот период колонизаторы из Италии, Англии и Франции устанавливали свое господство на восточных берегах Африки.
Особенно угрожали Эфиопии итальянцы, трактуя по-своему Уччальский договор[42], подписанный с ними Менеликом всего через несколько месяцев после его вступления на императорский трон. Италия настаивала на своем праве установить над Эфиопией протекторат, а новый император энергично отказывался от такого понимания подписанного им текста. В таких условиях приходилось брать на себя особые обязательства, чтобы ликвидировать явный предлог для вторжения именно тех, кто удовлетворял свои колониальные амбиции, прикрываясь идеей цивилизаторской миссии, поскольку местное население, дескать, не могло само встать на путь прогресса.
Обстоятельства тем не менее складывались совсем не так благополучно, и Менелику требовалось современное оружие, и притом в больших количествах. Оно было нужно, чтобы, с одной стороны, противостоять итальянской экспансии, а с другой — расширять свое господство над соседями. Поскольку в стране такое оружие не производилось, его приходилось импортировать. Но внешние связи Эфиопии зависели от караванных путей к побережью, полностью находившихся под контролем арабских купцов. Их интересы тоже приходилось учитывать, а они как раз в первую очередь сводились к работорговле.
Менелик, когда он еще был только негусом Шоа, начал завоевание областей, граничивших с Эфиопией на западе и юге. Эту кампанию он намеревался завершить, став императором. Военные операции растянулись на длительный период и привели к захвату множества невольников. Сам Менелик без колебаний продавал их для пополнения казны, истощенной военными расходами. Кроме того, император дарил целые партии невольников тем влиятельным лицам, поддержку или верность которых ему требовалось обеспечить{283}.
Положение изменилось лишь в самые последние годы XIX в., когда Менелик сумел отбить натиск итальянцев и добился своего господства на присоединенных к империи территориях. Приток военнопленных прекратился, однако по всей стране продолжалась более или менее скрытая работорговля. С помощью взяток работорговцы «договаривались» с местными властями о том, чтобы забирать детей из близлежащей округи. Детей приобретали путем добровольных сделок с родителями или захватывали силой. Сборщики налогов, когда плательщики не могли уплатить подати, заставляли их расплачиваться детьми. В эфиопских деревнях, известных своей бедностью, разными путями заманивали девушек и молодых женщин, которым обещали «золотые горы» в городе. Соглашаясь уехать в надежде на лучшую жизнь, эти женщины по прибытии в намеченный пункт тут же насильно продавались в рабство. Хотя в стране существовал формальный запрет на работорговлю, но иметь домашних рабов закон разрешал.
Наличие домашних рабов было очень заметно в эфиопском обществе. Их насчитывалось 3–4 млн. при общей численности населения в 10–12 млн. человек. При этом сохранялось право законного владельца обменивать или продавать рабов, принадлежавших ему до запрещения работорговли. Не составляло большого труда под этим предлогом продавать и свободных людей, насильно превращаемых в невольников. Помимо этого, людей отдавали в залог под взятый долг, который на самом деле никогда не возвращался, как и живой залог. В общем, имелось достаточно возможностей по существу продолжать работорговлю, даже прикрываясь при этом законом. По этой причине сохранялись и невольничьи рынки, хотя приходилось соблюдать некоторые предосторожности и устраивать такие рынки вне многолюдных мест, но на небольшом удалении, например в нескольких часах пути от Аддис-Абебы{284}.
42
Уччальский договор «о дружбе и торговле» был заключен между Эфиопией и Италией в 1889 г. в местечке Уччале (Вучале). Расхождения в трактовке итальянского и амхарского (эфиопского) текстов этого договора привели к обострению отношений между обеими странами, закончившемуся итало-эфиопской войной 1895–1896 гг.