— Пожалуй, меня, в сущности, интересует, не убила ли я его, вытащив из бассейна. Должна я была понимать, что у него сломана шея?
— Вряд ли на глаз можно было определить, что шея у него сломана, а если б оставила его на дне до тех пор, пока не прибудет кто-то, разбирающийся в повреждениях шеи, ему это не особенно бы помогло, так ведь? Не изводи себя, Лара. Ты сделала, что могла. Если б он не пошел купаться в одиночестве, то, может, кто-нибудь вытащил бы его своевременно. Судя по тому, что ты рассказала, он сам повинен в своей смерти.
— Знаю, но у меня из головы не идет, что он лежит там в сознании и не в силах помочь себе. Человеком он был не особенно приятным, но этого не заслуживал. А Кристи…
— Лара, если собираешься спросить меня, что происходит с легкими людей, которые умирают, куря в постели, то откажись от этой мысли. Я не отвечу. Думаю, тебе нужно постараться поспать. Завтра будет легче, — мягко сказал Роб.
— Кто там с тобой? — внезапно спросила я. Я была готова поклясться, что слышала сонный женский голос, спрашивающий, с кем он разговаривает.
— Никого.
Я с душевной болью поняла, что это ложь.
— Пожалуй, воспользуюсь твоим советом. Пойду посплю. Спасибо, что взял трубку, — добавила я.
— Лара, — сказал он. — Мы поговорим об этом, ладно? Я имею в виду, мы ведь, в сущности, не… так ведь?
— Все равно, — сказала я. — До свиданья, Роб.
Это правда, мы, в сущности, не были любовниками. Не миновали стадии объятий и поцелуев. Вечно что-то мешало: его дочь, мой магазин, его работа — и тот или другой из нас отказывался от этой мысли. Но когда я чувствовала себя совершенно несчастной, мне хотелось поговорить с Робом, услышать его приятный, спокойный голос, и знание, что у него кто-то есть в раннее воскресное утро, нисколько не улучшило моего настроения. Однако, если взглянуть на вещи оптимистически, я узнала, что мне нужно было знать, хотела я того или нет, о Робе и Рике Рейнолдсе.
* * *— Я думал, вы собирались отдыхать, — послышался голос, когда я шла по вестибюлю, возвращаясь в свою комнату. Я повернулась и увидела в гостиной Брайерса. — Не спится?
— Как будто бы нет, — согласилась я.
— Не хотите ли немного подышать свежим воздухом?
— Да, хочу.
Брайерс остановил у ворот гостиницы маленькое желтое такси, и мы стали спускаться к гавани, потом, свернув на прибрежную дорогу, поехали на север. На окраине Таберды остановились у причала, где покачивались, стоя на якорях, несколько колоритных рыбачьих лодок. Брайерс спустился к маленькой моторной лодке и жестом пригласил меня следовать за ним. Вскоре мы неслись по воде к стоявшему в четверти мили от берега судну.
— Вот мы и на месте, — сказал Брайерс, когда мы подошли к его борту. Улыбающийся Хеди протянул мне руку и помог взобраться по трапу.
— Добро пожаловать на борт «Элиссы Дидоны».
— И, — добавил Брайерс, — на место наших работ. Познакомьтесь с двумя нашими ныряльщиками: Рон Тодд, один из моих лос-анджелесских студентов, и Хмаис бен Халид, местный археолог и ныряльщик. Хеди вы, разумеется, знаете. Он руководит погружениями и замещает меня, когда я нахожусь с вашей группой. У нас есть еще два ныряльщика — оба, насколько я понимаю, под водой, так, Хеди?
Тот кивнул.
— Джентльмены, познакомьтесь с Ларой Макклинток. — Я пожала несколько мокрых рук. Брайерс полез в холодильник. — Лара, выпьете чего-нибудь холодного? Колы? Минеральной воды? Ничего алкогольного на борту нет.
Я с благодарностью взяла протянутую минеральную воду.
— Рон, постарайся найти шляпу для Лары.
Через несколько минут Рон появился из каюты с черной неопреновой кепкой, украшенной белой надписью «Элисса Дидона» и изображением судна с большим квадратным парусом, нос был выполнен в виде конской головы. Брайерс протянул мне кепку напыщенным жестом.
— Поскольку вы помогаете оплачивать нашу экспедицию — сознаете это или нет, — добавил он, — вам нужно стать почетным членом команды. У Лары был тяжелый день, — обратился он к мужчинам, — поэтому мы не приставим ее сразу же к работе.
— Объясните мне это, Брайерс, — попросила я.
— Относительно оплаты экспедиции или работы? Я просто имел в виду, что мы несколько стеснены в средствах, поэтому ваше предложение жалованья за пару недель значительно помогло нам с расходами. Я знал, что Хеди будет превосходно замещать меня. Ваш тур поможет нам продержаться еще месяц.
— Вы знаете, что я не это имела в виду. Я думала, вы проводите раскопки какого-то древнего города. Вы сказали, что ведете работы на заливе Хаммамет, так ведь? Очевидно, имели в виду на заливе буквально?
Брайерс улыбнулся.
— Пожалуй, мне следовало сказать в заливе. Я не собирался вводить вас в заблуждение. Видимо, я так погрузился в работу, что мне в голову не пришло другое истолкование этой фразы. Мы ищем затонувшее судно.
— Какое? — спросила я. — Испанский галеон?
— Точно не знаем, однако, надеюсь, гораздо более древнее, — ответил Брайерс. — Мы ищем судно, возраст которого не меньше двух тысяч лет.
— Это возможно? — воскликнула я. — Оно не сгнило бы?
— Да, само судно могло сгнить. Но груз мог сохраниться. Его не только возможно найти, мы найдем его. Могу добавить, опередив соперника.
Остальные зааплодировали и засвистели.
— Вы помешанный, — сказала я.
Брайерс засмеялся.
— Вы не первая женщина, от которой я это слышу. К примеру, моя уже почти бывшая жена совершенно уверена в этом. Когда должны подняться Сэнди и Гас? — спросил он у Хеди.
Тот взглянул на часы.
— Минут через девять.
Я глянула за борт и увидела две вереницы поднимающихся из-под воды пузырей. Хмаис и Рон начали надевать снаряжение, проверяя и перепроверяя баллоны.
— Вы спрашивали — это было только вчера? — что я имел в виду под диверсией, — негромко сказал Брайерс, когда остальные отошли за пределы слышимости. — Пойдемте со мной.
Я заглянула в рулевую рубку: по всему полу были разбросаны карты и бумаги.
— Думаю, вам нужна небольшая помощь в наведении порядка.
— Видели бы вы ее вчера. Мы храним здесь все карты и записи. Сюда кто-то проник. Дверь мы запираем, но этот человек взломал замок. Вся рубка была в беспорядке. Ящики с картами выдвинуты, карты брошены на пол, оборудование для сканирования испорчено. Рыба — это предмет снаряжения, которое тянется за судном, когда мы производим сканирование, и дает нам изображение — сильно, может быть безнадежно, повреждена.
— Что-нибудь исчезло?
— Трудно сказать. В рубке до сих пор хаос. Но не думаю, что это была кража. Как я постоянно говорю, это была диверсия с целью запугать нас или замедлить работы. Как-никак, мы держим судно здесь на якоре, чтобы не платить портовый сбор, и тому человеку пришлось добираться до судна. Это не может быть случайным налетом под влиянием минуты. Держу пари, вы ничего не понимаете. Может, начать с начала?
— Пожалуйста, — ответила я.
— Хорошо. Вернемся к началу. Я заинтересовался этой частью мира еще студентом. При содействии ЮНЕСКО приехал работать в Карфаген в начале семидесятых вместе с другом детства, которого зовут Питер Гровс. Питер и я были друзьями с семи лет. Думаю, подружились мы потому, что оба были тихонями, скверными в спорте и успешными в учебе, таких другие ребята презирают. Когда вырос, я сам не знал, кем хочу быть. Я посещал в университете общегуманитарные курсы, в том числе и курс археологии, однако ничто не возбуждало во мне особого интереса. Думаю, с Питером было примерно то же самое. Я даже не помню, как мы получили эту работу. Видимо, отец Питера знал кого-то, кто знал кого-то; вот такая история. Поэтому пока наши товарищи проводили летние каникулы, очищая бассейны или подавали гамбургеры, мы с Питером отправились в Карфаген. Теперь это назвали бы местью тупицам.
Так или иначе, для нас с Питером открылся совершенно новый мир. Я полюбил эту работу. Был ассистентом археолога, работал с очень хорошими людьми и обнаружил, что это занятие мне очень нравится. Питеру оно нравилось меньше. Он находил его скучным, а я бесконечно очаровательным. Одинаково воспринимали мы только выходные. Это был рай. Мы ходили под парусами, купались, научились нырять с аквалангом, встречались с европейскими и арабскими девушками.