— Нет, но это ничего не значит.
— С определенностью могу сказать одно — как бы ни оказались у нее в желудке алкоголь и таблетки, она никак не могла очнуться и выйти, когда начался пожар. Лара, будь осторожна. Думаю, тебе нужно немедленно вылететь домой.
— Не могу, Роб, — ответила я. — У меня есть обязанности. Что скажут о компании «Макклинток энд Суэйн», если я соберу вещи и улечу? Что будут делать эти люди?
— Тогда, пожалуйста, будь осторожна, — сказал он. — Я посмотрю, что смогу сделать здесь.
— Спасибо, Роб, — сказала я. — Буду осторожна. До свиданья.
— Лара, не клади трубку. Можем поговорить о том утре, когда ты звонила?
— Нет, — сказала я. — До свиданья, Роб.
На один день признаний с меня было достаточно.
* * *Позднее, отягощенная больше, чем когда-либо, подозрениями и подразумеваемой угрозой, я старалась не оказываться наедине с кем бы то ни было за коктейлями и ужином. Увы, тут я не особенно преуспела.
— Это опять началось, — сказала Кэтрин, остановив меня на лестнице. — Кто-то снова рылся в моих вещах. Я хочу вернуться домой. Вы должны помочь мне улететь отсюда.
— Хорошо, Кэтрин, — ответила я, подавляя раздражение. — Сегодня вечером сделать этого я не могу. Поговорим об этом завтра утром, и если желание уехать у вас не пройдет, посмотрю, что смогу сделать.
Кэтрин всхлипнула и побежала вверх по лестнице в свою комнату. Я пошла за ней, услышала, как лязгнула дверная цепочка, потом раздался скребущий звук, видимо, она придвигала к двери шкаф.
Поняв с опозданием, что события последних двух дней привели меня в отвратительное настроение, я поспешила к себе в комнату.
Беда была в том, что я не могла спать. Причина, когда я успокоилась настолько, чтобы поразмыслить о ней, заключалась в том, что, несмотря на все усилия в тот день убедить себя в обратном, я привязалась к своей маленькой группе путешественников при всех их слабостях. Ответственность за них, которую я ощущала как руководитель тура, начинала тяжело гнести меня. После разговора с Робом я мучительно думала о том, что делать до конца тура. Хорошо было, когда ничто более серьезное, чем дурной сон, не говорило, что у нас может возникнуть проблема. Совсем другое дело, когда Роб решил, что достаточно оснований для расследования гибели Рика и, может быть, даже Кристи Эллингем. Продолжать ли все, будто ничего не случилось, или отправить всех домой, пока больше никого не убили, как бы ни отнесся к этому Клайв?
Не нужно из-за всего этого лишаться сна. В конце концов, от меня ничего не зависело.
10
— Карталон, расскажи еще раз, что именно ты видел, — сказал Газдрубал, — чтобы мы могли прийти к какому-то заключению. Ты зоркий, но этого мало. Нужно истолковывать то, что видишь. Ты еще очень молод, но научишься. Итак, ты спрятался в трюме, а потом…
— Увидел, как туда спустились Маго, Сафат и Мальчус.
— Все вместе?
— Нет. Мальчус шел первым, но вскоре к нему присоединились остальные. Они говорили, что нужно проверить, хорошо ли закреплен груз. О шторме. Все трое ушли вместе. Я вышел из своего укрытия, чтобы взглянуть на слиток, и услышал, что кто-то из них возвращается. Это был Маго. Не нравится мне этот человек.
— Неудивительно, — заметил Газдрубал. — Значит, Мальчус и Маго спускались в трюм поодиночке. Продолжай. Что делал Маго?
— Он снова осмотрел груз. Открыл одну амфору с монетами и пифос, в котором лежат очень красивые золотые украшения. Я подумал, он хочет украсть монеты или золото, но он ничего не украл, по крайней мере, я так думаю. Маго поднес к свету красивое золотое ожерелье с ляпис-лазурью, но потом положил его обратно в пифос. Монеты тоже вернул на место. Я проверил печати на амфоре и пифосе, они были запечатаны вновь. Серебряный слиток лежал на месте, но я, к сожалению, не знаю, кто вернул его туда.
— Карталон, и как ты истолкуешь то, что видел?
— Возможно, печати на амфоре и пифосе были сломаны или подпорчены, и он исправлял их, чтобы они выдержали шторм, — неуверенно ответил парень.
— Это одно возможное истолкование того, что ты видел, — сказал капитан. — Но, думаю, не самое вероятное.
— А, мадам Макклинток, — сказал Ахмед бен Осман, указывая на стул. — Спасибо, что нашли время вновь повидаться с мной.
Мой приход в полицейский участок был отнюдь не добровольным, но я сочла хорошим знаком, что бен Осман так любезен. Я поставила сумку на пол и села.
— Руководство попросило меня еще раз рассмотреть обстоятельства смерти Рика Рейнолдса. Очевидно, канадские власти считают, что местная полиция не проявила должного усердия в расследовании этой смерти. Возможно, вы уже об этом знаете. Дело теперь передано национальной гвардии, конкретно мне.
Я пригласил вас сюда по двум причинам. Прежде всего, не откажете вы мне в любезности вновь изложить события, приведшие вас к обнаружению тела Рейнолдса?
— Разумеется, изложу. С чего начать? С того утра?
— Это будет уместно. Расскажите все о том, что делали, кого видели, и точно опишите положение тела, когда вы его нашли. С вашего разрешения, я буду записывать ваши показания на пленку.
Не дожидаясь ответа, бен Осман включил магнитофон на запись.
Я рассказала ему о людях, которых видела в гостиной, когда выходила, о том, что немного поговорила с Брайерсом и Хеди, о том, что встретила Азизу, потом увидела бегавшую трусцой Нору и поговорила со Сьюзи. О том, что опрометчиво бросила в кусты блокнот Кристи, разумеется, умолчала. Это потребовало бы множества объяснений, которые в данном случае были несущественны. По крайней мере, я так считала. Бен Осман не делал никаких замечаний, пока я не дошла до того, как обнаружила тело.
— В воде над его головой расплывалась кровь, — сказала я.
— А рана? Видели вы рану?
— По-моему, рана была на затылке.
Бен Осман полистал бумаги, лежавшие на его столе.
— Да, это совпадает с результатами вскрытия.
— Насколько я понимаю, такую рану невозможно получить, нырнув в мелкий конец бассейна, — сказала я.
— Очевидно, нет. Мистер Рейнолдс скончался от утопления, но, кроме того, получил удар по затылку. Его чем-то ударили, потом, скорее всего, бросили в бассейн. К сожалению, после этого вокруг бассейна наверняка несколько раз производили уборку. Все улики, какие могли быть там, исчезли.
Я подняла сумку и стала открывать ее.
— Думаю, вас обыскали перед тем, как вы вошли, — сказал бен Осман.
— Нет, — ответила я.
— Нет! Тогда очень надеюсь, что там у вас нет оружия.
— В том смысле, какой вы имеете в виду, нет. С моей стороны вам ничего не грозит.
— Из канадской полиции пришло сообщение, удостоверяющее вашу положительную репутацию.
Роб хоть и бабник, но молодчина.
— Значит, мне можно открыть сумку? — спросила я.
— Открывайте, — вздохнул он.
— Вот, — сказала я, кладя ему на стол молоток для крокета.
— Что это? — спросил бен Осман.
— Крокетный молоток, — ответила я. И ощутила громадное облегчение, расставшись с ним.
— А, — произнес он. — Наследие европейского колониализма. Вы хотите поиграть в крокет?
— Нет, хочу, чтобы вы подвергли анализу пятнышко крови и волосок на молотке.
— А, понятно, — сказал он, пристально глядя на молоток. — Вы наверняка трогали его несколько раз, — сурово произнес бен Осман.
— Ручку да. Ее трогали несколько человек. Возиться с отпечатками пальцев не вижу смысла.
— Расскажете, как нашли его?
— Да, конечно. Должна предупредить, мой рассказ покажется неправдоподобным, но это правда.
И я рассказала о Кэтрин, о краже ее ожерелья и жалобах на то, что кто-то роется в ее вещах, о том, как она показала мне молоток в своем чемодане.
— Она даже сказала, что ее кто-то толкнул с лестницы.
— Эта женщина вполне… э… здорова? — спросил бен Осман.
— Она очень нервная, — ответила я. — Однако никаких признаков безумия я не замечала. И ожерелье ее было украдено, мы знаем это. Мне удалось выкупить его у торговца на рынке ювелиров в Тунисе.