— Что это значит? — выдавил Брайерс.
— Даже не знаешь, кто я, вот как? — спросила Нора. — Ты сидел день за днем в зале суда и даже не взглянул в лицо матери мальчика, которого убил. Ни разу. Ни ты, ни Питер Гровс.
— Вы мать Марка, — изумился Брайерс. — Вы так исхудали. Ваши волосы…
— Значит, признаешь, что убил его? — сказала Нора.
— Нет, — прошептал он. — Я не узнал вас. Вы изменились.
— Он был моим единственным ребенком.
— Я знаю. Мне очень жаль.
— Заткнись, — приказала она. — Ты хоть представляешь, каково терять ребенка? Представляешь?
— Нет, — прошептал Брайерс.
— Я потеряла все. Сына, мужа. Можно подумать, что потеря единственного ребенка сблизит вас. Нет. Муж, когда покидал меня, сказал, что мы должны идти дальше. Что я осталась в прошлом. Может, и так. Мне нравится прошлое. В нем жив мой сын, красивый, умный, обаятельный.
И в какую-то минуту все оборвалось, так ведь? Жизнь покинула Марка. И ради чего? Какого-то затонувшего судна? Какой-то нелепой истории о подводном кладбище, которое охраняет золотой морской бог. Нет такого затонувшего судна, есть только наваждение двух пожилых мужчин. Удивляешься, что я знаю об этом? Марк каждую неделю писал мне длинные письма обо всем, что делал. Он симпатизировал тебе. Доверял тебе. Тебя это хоть немного беспокоит? А?
Нож, казалось, вот-вот вопьется ему в шею.
— Да, — прошептал он. — Это непрестанно беспокоило меня с тех пор.
— Он получал в университете стипендию, ты это знал?
— Да, — ответил Брайерс. — Марк был одаренным юношей.
— Хочешь сказать, мне повезло, что он жил так долго? Вот что сказал мне священник. Я его за это возненавидела. Но то, что я ощущала к тебе и Питеру Гровсу, превосходило всякую ненависть. Я знала, что когда-нибудь тебя выслежу. Как я смеялась, когда читала рекламную брошюру этого тура. Брайерс Хэтли, профессор археологии, известный специалист по финикийскому периоду, покажет нам Карфаген так, как туристы редко его видят: холм Бирса, место легендарного основания города в восемьсот четырнадцатом году до новой эры, римский Карфаген во всем его величии и тофет, где тысячи маленьких детей были принесены в жертву ради спасения города от величайшей угрозы. Текст мне нравится. Вы писали его? — обратилась ко мне она.
— Нет. Мой деловой партнер.
— Ваш партнер был прав. Особенно насчет принесенных в жертву детей. Мы знаем об этом все, не так ли? Ребенок приносится в жертву ради чьей-то страсти к золоту. Я ведь даже не могла похоронить его. Я вижу во сне, как его тело едят рыбы или оно выброшено на берег, и его расклевывают птицы.
Нора сделала паузу, сдерживая слезы. Я наконец обрела дар речи.
— Вы думаете, что убийство Брайерса возместит это, — заговорила я, едва узнавая свой голос. Страха в нем не было, была только ярость. — И, пожалуй, кое-кто может сказать, что вы правы. А как с другими людьми, которых вы убили? Рон ведь тоже был чьим-то сыном. Красивым, обаятельным, умным. Подумали вы о его матери? А как с той красивой молодой женщиной, которую жутко обезобразил пожар на судне Питера? Ее зовут Мэгги. Я познакомилась с ней, она была веселой, дружелюбной и любила свою работу, как любил и Марк. У нее тоже есть мать.
— Не знаю, о чем вы говорите, — прошипела Нора. — Я ничего ей не делала. Хотела убить другую, дочь Питера Гровса. Тогда бы он понял, что значит терять ребенка. Заткнитесь вы, — снова повысила она голос. Но заколебалась.
Я продолжала:
— А Рик Рейнолдс? Тоже случайно погиб? Да, он был докучливым. Но у него была мать. И Кристи. Да, я знаю, она хотела, чтобы мы видели в ней пишущую о путешествиях журналистку с международной известностью, но, держу пари, даже у нее была мать.
— Что вы несете? — пронзительно крикнула Нора. — Замолчите!
Казалось, она была вне себя.
— Брайерс, — сказал Бен, врываясь в комнату. — У меня замечательная…
Я бросилась к Норе, когда Брайерс нагнулся и вместе со стулом упал на пол. Она была очень сильной, я через несколько секунд поняла, что не смогу вырвать у нее нож. Она стала полосовать лезвием воздух во всех направлениях, издавая хриплые, резкие, нечленораздельные звуки. Мы с Беном уклонялись от взмахов и оба пытались отнять нож. Я услышала глухой удар, что-то похожее на треск, Бен застонал и повалился навзничь. Из раны в верхней части его груди хлынула кровь. Я схватила Нору сзади и крепко держала. Чувствовала, что она тащит меня по полу к Брайерсу, и не могла ее остановить.
Я видела, как Бен пытался встать, но не мог. Он на четвереньках подполз к Брайерсу, и одной рукой — другой зажимал рану на груди — развязал веревку. Освобожденный Брайерс вскочил и тоже схватил Нору. Во время борьбы нож вылетел из ее руки и заскользил по полу. Мы все трое устроили свалку, пытаясь завладеть им, Нора колотила руками и ногами и выла от ярости.
Напрягая все силы, мы с трудом повалили ее вниз лицом на пол.
— Я держу ее, — сказал Брайерс. — Зовите подмогу.
13
— Я очнулся наутро, когда мои ноги коснулись песчаного берега, — говорил Карталон. — Капитан исчез в ночи. Я клял день своего рождения из-за того, что уцелел я, а не безупречный капитан, но помнил о данном ему обещании. Я не знал, где нахожусь, и как добраться до Карт Хадашта, но знал, что должен это сделать. Вдали на юге виднелся город, очевидно, Хадрамаут, но опасался идти туда из страха, что его захватил Агафокл. Я много дней скрывался, находил кусочки еды на свалках маленьких городов, спрашивал направления у сельских жителей, которые не без основания смотрели на меня с подозрением, и, главным образом, шел вдоль берега к северу. Если те, от кого я прятался, были не нашими союзниками, значит, то были войска Агафокла. Наконец я дошел до Карт Хадашта и дома Ядамелека, под покровительством которого я нахожусь здесь.
— Раз ты здесь, что пришел сказать нам? — спросил один из членов Совета. — Что груз погиб?
— Мы санкционировали груз и миссию, — сказал другой. — Этот парень лжет.
— Возможно, миссию санкционировали вы, — заговорил Карталон. — Но были и другие, о планах которых вы ничего не знали. Нас окутывает ядовитая атмосфера предательства и проникает гораздо глубже, чем вы думаете. Величайшей опасностью для нашего города, его политических учреждений и нашего образа жизни кроется не в Агафокле, а в этих стенах. Даже в этом зале. Некто здесь строит план воспользоваться уязвимостью наших граждан в то время, когда мы сражаемся с греками, чтобы сыграть на страхе поражения.
— Это вздор, — закричали несколько членов Совета. — Если кого-то подозреваешь, назови его. Но на свой страх и риск.
— Этот человек предатель, — вскочил один из членов Совета. — Его нужно казнить.
— Вижу, с затонувшего судна спасся не только я, — продолжал Карталон. — Говорящий, достойный член Совета, человек по имени Гиско, тоже находился на том судне.
— Лжешь! — крикнул тот.
— Ты обвиняешь члена этого Совета? — крикнул другой.
— Да, — ответил Карталон.
— Тогда твое слово против его слова, — сказал другой, и многие закивали.
— Вам не нужно верить мне на слово. Как нам всем известно, дела говорят громче слов, — ответил Карталон. — И я буду говорить вам о предательских делах, которые совершаются прямо сейчас. Человек, который готовил судно Газдрубала к плаванию, и думаю, вы согласитесь, что Газдрубал достойный человек, преданный городу…
— Мы только поэтому и слушаем тебя, — крикнул кто-то.
— Вскоре вы увидите, что я говорю правду, — решительно продолжал Карталон. — Этому человеку вы доверяли как одному из всего двух военачальников, которые поведут нас в бой против Агафокла. Он даже сейчас собирает свои войска возле старого города, но не затем, чтобы сражаться с греками, а чтобы захватить Карт Хадашт.