Исследователи изучили взаимоотношения между травоядными, хищниками-охотниками и пожирателями падали. В национальном заповеднике Найроби, великолепном опытном центре, особенно ценном из-за его близости к городу, было установлено, что там два десятка львов благоденствуют среди пяти тысяч травоядных, высчитано, что каждому льву необходимо ежедневно пять килограммов мяса. В среднем это составляет сто килограммов для всей стаи, или одно травоядное животное средней величины в день и триста шестьдесят пять в год, всего девять процентов жвачных. Но поскольку ежегодный прирост гну, зебр, газелей и прочих травоядных гораздо больше девяти процентов, то, несмотря на урон, наносимый копытным не только львами, но и гепардами, леопардами и дикими гиеновыми собаками, травоядные давно должны были бы опустошить все пастбища и погибнуть от голода.
Как же поддерживается равновесие между растительностью, травоядными и хищниками? При помощи зловещей, мрачной армии гиен, грифов и шакалов. Эти плотоядные, как мы могли убедиться на третий день пребывания в Серенгети, пожирают огромное количество детенышей и больных травоядных, не говоря уж о том, что очищают саванну от падали, отравляющей зловонием воздух. Так цикл, начинающийся с первых нежных ростков травы, завершается голодной гиеной и прожорливым орику.
Проследим путь, который проходит энергия, приносимая на землю солнечным лучом. Она дает жизнь сочной траве, покрывающей равнину Серенгети. Трава дает газели Гранта пищу, а с ней передает и свою энергию. Леопард убивает газель и поддерживает свою жизнь ее мясом. Группа львов настигает леопарда вдали от прибрежных кустарников, умерщвляет его и кормится его плотью. На стареющего льва набрасываются кровожадные гиены и, пожирая его мясо, восстанавливают свою энергию.
На следующий день несколько граммов азотного удобрения, содержащегося в сухих экскрементах гиены, возвращаются в землю саванны.
Круг замыкается.
Среди павианов и зеленых мартышек
Глубокой ночью мы покинули уютную палатку в африканской деревне и направились к скалистым холмам, затерявшимся на равнине. На рассвете в африканской саванне свежо. Мы все высунулись в открытый люк в крыше автомобиля, чтобы полюбоваться зарей. Ветер обдувал наши лица, обожженные беспощадными лучами солнца и искусанные мошкарой. Газели Томсона обгоняли нас и перед самой машиной пересекали дорогу, как бы приглашая поиграть в догонялки. Семейство львов, отяжелевшее от сытости, с мордами, еще окрашенными кровью, торжественно прошествовало к реке. Диск солнца отделился от горизонта. Над нашими головами с криком пронеслись длинноногие черно-белые птицы с хохолком на голове, явно встревоженные и недовольные вторжением чужаков в их владения.
Холмы, поросшие акациями и колючим кустарником, вырисовывались на фоне огненного неба, как огромный пустынный броненосец, вековой страж здешних мест. Но когда мы приблизились, я убедился, что холмы совсем не так мертвы, как кажутся издали. Живая душа этой гранитной цитадели — шумное, но хорошо организованное племя самых умных, сильных и независимых обезьян африканской саванны — павианов.
Большое семейство собакоголовых обезьян, состоявшее примерно из ста животных, проводило ночь на обрывистых выступах скал и на ветвях акаций, чтобы не стать добычей своего смертельного врага — леопарда. Они просыпаются с первыми лучами солнца, потягиваются, зевают и вообще ведут себя совершенно так же, как люди при пробуждении. Затем они греются на солнце и с видимым удовольствием ищут друг у друга блох.