Стал сеяться мелкий дождь, но от него прикрывала идущих густая древесная листва. Потом дождь перестал и там, где должно было находиться солнце, в небе появилось желтоватое пятно, напоминающее жирный след на сероватой бумаге. Был еще один привал, когда время уже перевалило за полдень и снова все уселись, но уже у другого, более широкого, ручья и ели все ту же маниоку с той же смесью, от которой потом долго не проходила жажда.
После второго привала Нкили уже не раздавал всем половинки листа и Вьюгин понял, что они уже миновали места, где их могли увидеть солдаты, которые вели войну, впрочем, довольно вяло с боевиками Мукамби. И вот наступил наконец момент, когда они все вышли почти на равнину, поросшую отдельно стоявшими деревьями, похожими на отставших от своих и теперь отдыхавших путников.
Нкили остановил свою небольшую группу и сказал Вьюгину, что вон за тем деревом с обугленной от удара молнии верхушкой, проходит дорога, которая приведет его в одно большое селение, а там уже проезжают машины и можно оттуда уехать туда, куда теперь надо вернуться белому гостю славного Мукамби. Говоря последние слова, Нкили нехорошо усмехнулся, но быстро прогнал усмешку, считая, что проявление злорадства недостойно его звания. А Вьюгин все еще не знал, что Нкили был очень доволен, что сделал неприятность партизанскому руководителю тем, что увел, даже выкрал, его заложника. Этим он отомстил ему за пренебрежительный тон, с которым он с ним разговаривал в последний раз. Раньше Мукамби не позволял себе так вести себя с главным магом племени. Почему он так возомнил о себе? Чтобы сосчитать перья у птицы, ее надо держать в руке. А для этого еще надо ее поймать. Про таких, как Мукамби у них говорят так: “Рот звучит, как тамтам, а рука дрожит, как лист маниоки”. Он, Нкили, конечно не будет вредить соплеменнику, но и помогать ему тоже не намерен.
Для Вьюгина наконец закончилось надоевшее ему состояние, когда он в лагере Мукамби переживал мучительную неуловимость выхода из положения. Теперь его ожидают другие испытания, пока он не доберется до столицы, но самое тяжелое, считал он, уже позади. Когда они еще не до конца спустились с горного массива, была небольшая остановка под каким-то акациевидным деревом. Нкили велел его ждать, а сам прошел вперед, возможно, желая уточнить маршрут. Вьюгин тогда подошел к его старшему ученику и попросил его передать учителю пачку денег, состоящую из пары сотен пембе. Вьюгин отложил себе то, что ему понадобится на дорогу и сказал молчаливому парню, что ему самому неудобно передавать деньги Нкили. А он считает это выражением своей благодарности за то, что он снова теперь чувствует себя на свободе. Ученик сдержанно усмехнулся, принял пачку обеими руками и кратко заверил белого господина, что деньги он передаст.
Еще во время второго привала Нкили отвел Вьюгина немного в сторону, посмотрел на него своим пронизывающим, хотя одновременно и доброжелательным взглядом, и тихо сказал:
— Скоро пути наши разойдутся, поэтому я хочу, чтобы ты выслушал мои последние слова. Может быть, тебе от них будет какая-то польза. Я думаю, что ты благополучно доберешься до своих. Почему только думаю, а не твердо тебе это обещаю? Потому что многое, что произойдет в будущем, зависит от самого человека. Если ему сказать: иди по этой тропинке, не сворачивая никуда и ты пройдешь лес благополучно, то он может захотеть свернуть на другую тропку, которая ему покажется короче, но рядом с ней окажется дневное логово леопарда.
Нкили замолчал и посмотрел на черного краба в ручье, которому, видно, надоело таиться на камнем и ждать ухода людей.
— Я не даю советов, если меня об этом не просят. У нас говорят: “Не будь слишком сладким — тебя проглотят, не будь слишком горьким — тебя выплюнут”. Каждому понятно, что это значит — и белому, и черному. Вести себя надо с умом и делать только то, что ты в силах сделать. Разве может кто-нибудь спрятать слона в банановой роще? Когда ты вернешься, тебя будет ждать одно огорчение, большое оно или маленькое, я не знаю. В жизни мы все что-то приобретаем, а больше теряем.
Вьюгин потом вспомнил эти слова Нкили, но пока ему было важно выбраться отсюда целым и невредимым. А это означало не сворачивать на ту тропинку, которая может вести к опасности. Но Нкили тогда ничего более конкретного ему не мог или не хотел сказать.