Вьюгин прошагал около сорока минут по грунтовой, уже совсем подсохшей после дождя дороге, которая сначала шла между обычных скучных зарослей, потом рядом пошли поля, обработанные мотыгами, высокие грядки ямса и маниоки. Потом стали попадаться знакомые уже хижины с остроконечными крышами, козы у обочины дороги смотрели на него с наглым, а люди со сдержанным любопытством. Видеть белого человека в качестве обычного пешехода было, конечно, странно, но если он, скажем, миссионер, то они иногда ходят кого-нибудь исповедовать в такие места, куда нельзя проехать даже на велосипеде, тем более в дождливый сезон.
Дорога далее оказалась посыпана гравием, потом на ней появился асфальт и Вьюгин оказался наконец в центре небольшого городка с улицами состоящими из кирпичных одноэтажных строений с двухскатными крышами из жести. Была здесь и церковь, видимо, католическая с подобием колокольни и целая улица из магазинов и лавок, где хозяевами были индийцы.
Вьюгин зорко посматривал по сторонам, чтобы вовремя заметить полицейского и избежать встречи с ним и еще высмотреть машину, напоминающую такси, чтобы побыстрее уехать туда, где есть станция рейсовых автобусов. Здесь он уже просто испытывал неудобство от своей расовой исключительности, а в ней заключалась еще и опасность. Немногочисленные здешние белые давно известны, а к новому неизбежно отнесутся с настороженным вниманием. Тем более, что не так уж далеко и зона военных действий. Пока что впереди среди редкой толпы нигде не просматривалась полицейская униформа салатного цвета с темнозеленой фуражкой и вот из дверей магазина в этот момент вышел некто именно в этой форме и сразу же уставился на Вьюгина, который уже никак не мог увернуться от встречи. У полицейского были нашивки сержанта и широкое порочное лицо явного мздоимца со взглядом, преисполненным агрессивности в сочетании со звериной хитростью. В дальнейшем этот взгляд был прикрыт темными очками, хотя надобности в них не было никакой, так как небо было затянуто тучами и на выход из-за них слепящего солнца надеяться было глупо.
От полицейского щедро несло потом, пивом и табачным дымом, он нагловато улыбнулся и сказал:
— Минуточку, мистер. Хочу вас кое о чем спросить.
В это время рядом остановил свою машину индиец в розовой рубашке, смуглый, слегка лысеющий со лба и с небольшими усами. Он открыл дверцу, словно собирался выйти, но посмотрел на Вьюгина и их взгляды встретились. Видимо, он знал полицейского и не с самой лучшей стороны, что и выдавали его глаза, а во взгляде Вьюгина, он уже разглядел какую-то угрюмую покорность судьбе и это ему не понравилось.
Вьюгину же мгновенно явилась, словно вспыхнула на каком-то экране, картина возможного развития дальнейших событий, причем для него это был худший вариант сценария. Паспорт показывать было нельзя, так как в нем стояла виза в соседнее недружественное государство и отметка о недавнем его посещении. А сейчас Вьюгину предстояло объяснить, почему он находится в зоне, где иностранцам пребывать не следует. Если он предъявит свое служебное удостоверение, снова возникнет вопрос о целях его появления здесь, как он ни настаивай на вопиющей нелепости предположения, что он мог быть причастен к связи с теми, кто ведет борьбу с государством. Тем более, что уже существует общественное мнение, создаваемое, возможно, не без помощи американского посольства, о преступной причастности родной страны Вьюгина к оказанию помощи этим мятежникам левого толка. Если отсюда дозвонятся до столицы, то узнают об отсутствии Вьюгина на работе довольно длительное время. А что если у властей есть хотя бы один осведомитель в лагере партизан, который мог уже сообщить о том, что в нем находится неизвестный белый человек и что он уже имел беседу с Мукамби?
Вся эта череда изнурительных предположений, усиливающих и так уже его бедственное положение, промелькнула в голове Вьюгина, оставив свой беспокоящий след. Была, правда, надежда на возможность откупиться, если у него на это вообще хватит денег. К этому времени страж порядка уже потребовал у Вьюгина документы и протянул за ними темнокоричневую жилистую лапу с розоватой ладонью, когда вдруг с другой стороны, почти у самого магазина, остановилась автомашина яркозеленого цвета и с водительского места к полицейскому радостно ринулся толстый африканец в пестрой рубашке, громко называя его имя, и все это закончилось мощным объятием обоих друзей. Можно было предположить, что крепость и продолжительность этого объятия была прямо пропорциональна продолжительности их разлуки.