— У здешних африканцев есть хорошая поговорка, — сказал Шанкар, когда они проезжали мимо грузовиков, где сидели и весело скалились солдаты в зеленоватых панамках, потом мимо санитарной машины, служившей мрачным напоминанием о том, что многих из этих солдат ждет, и еще автобуса с офицерами. — Так вот, эта поговорка: “Все любят деньги, только деньги любят не всех”. Но каждому кажется, что деньги любят именно его. Деньги в Африке нажить можно, но сохранить их или вложить в какое-нибудь надежное дело почти невозможно. И теперь здесь полно людей, особенно азиатов, вроде меня, которые стараются заработать деньги, а потом озабочены тем, чтобы их не потерять. Мой дед был из семьи простых земледельцев, потом был солдатом, а его сын и я, внук, стали уже торговцами. И связали, как и тысячи таких, как мы свою судьбу с Африкой.
Шанкар внимательно смотрел на узкую полосу асфальта перед собой, которая была тем единственным на этой красноватой земле, что исторически не принадлежало Черному континенту. А с обеих сторон дороги из этой земли цвета железняка выступала со скрытой и спокойной угрозой мощная растительность, питаемая сезонными дождями. Она способна поглотить здесь все, если ей не давать отпор. А Шанкар продолжал:
— Я был у своего двоюродного брата в одной соседней стране. Там недавно произошел военный переворот. Вначале была видимость порядка, а потом пошли межплеменные столкновения. Это как раз то, что удалось пресечь еще давно колонизаторам. Я думаю, дело еще в том, что страна вдруг оказалась слишком мала для того, чтобы в ней можно было жить, не соприкасаясь со своими соседями. А ведь у каждого свой язык, обычаи, верования. Когда все передвигались только пешком, а в этой части Африки не знали ни гужевого транспорта, и никто не ездил верхом, земли каждого племени казались очень обширными. Многие жили и умирали, не пересекая границу земель своего племени, но это было до того, как колонизаторы заставили их строить современные дороги. А сейчас моторный транспорт стал доступен многим. И эти асфальтовые дороги и мчащиеся по ним автомашины так сократили расстояния, что границы каждого племени как бы оказались под угрозой. Я уехал из этой страны с тревожным чувством и по-иному стал смотреть на все и здесь. Вот все теперь знают об этом Мукамби и его Революционной Армии. Допустим, ему удастся с ней пройти половину страны и даже захватить власть. Но долго ли она продержится? Его главная опора — его собственное племя, а в Африке каждый ревниво следит за тем, чтобы какое-нибудь племя не получило слишком много преимуществ, а главное, власти.
Машина, которая ехала за ними, видимо, безнадежно отстала, а дорога теперь стала шире, на ней увеличилось движение. Заросли по ее сторонам давно уже уступили место полям, а теперь и жилым постройкам.
— Я подвезу вас прямо к автобусной станции, — сказал Шанкар, — а сам поеду дальше. Думаю, что этот ублюдок Ченге поленится прилагать слишком много усилий для вашего розыска. У него ведь нет оснований подозревать вас в чем-либо, верно?
12
Рано утром автобус уже пересекал столичные окраины и Вьюгин смотрел на улицы, по которым он следовал, с какой-то даже нежной зачарованностью странника, вернувшегося наконец в родные места. Голова была тяжела после сна урывками, все тело ломило от долгого сидения и хотелось просто распрямить ноги. Но Вьюгин себе строго напомнил о том, что все эти неудобства и неизбежные дорожные тяготы просто пустяки и ему, скорее, нужно радоваться своей удачливости на протяжении вчерашнего дня. Ему удалось покинуть лагерь боевиков Мукамби, откуда его вывел Нкили и (кто знает?), возможно, не без участия этого мага он избежал задержания, ему вовремя попался Шанкар, который оказал ему такую услугу, и он в тот же день успел еще на рейсовый автобус. Он не был в его салоне единственным белым человеком, так как часть пути в нем проехал немолодой миссионер в дорожной рясе цвета хаки, подпоясанной простой веревкой. И еще там ехала одна молодая пара в одинаковых рубашках, шортах и с рюкзачками за спиной. У обоих были розовые облупившиеся носы и выгоревшие брови и они были похожи на брата и сестру. Наметанный уже глаз Вьюгина распознал в них добровольцев из американского Корпуса Мира. На коротких остановках, если не было в это время дождя, все выходили из автобуса, но стараясь не отдаляться от него в густой темноте, а рядом с дорогой были заросли, таящие неведомую и невидимую опасность, впрочем, возможно, весьма надуманную. Миссионер сошел на одной из остановок еще до наступления полной темноты и был встречен двумя своими собратьями, тоже в рясах, и увезен на автомашине в сторону невидимой с дороги миссии. С американской парой у Вьюгина происходили короткие беседы на остановках. По неписанным правилам здесь считалось невежливым для представителей белой расы, которая была здесь в абсолютном меньшинстве, избегать хотя бы самого формального общения. Вьюгина эта необходимость общаться никогда не радовала, так как говорить, из какой он страны, ему никогда не хотелось. Не хотелось также и врать, но приходилось это делать постоянно. Холодная война была в разгаре. И те, кто знал, откуда он, могли рассказать об этом тем, кто знал его хотя бы по имени. И тогда могло стать известно многим, что он, Вьюгин, по всей видимости советский разведчик, ехал в такое-то время из Лингомо, откуда до запретной зоны всего пара часов езды. Конечно, с такого задания, как у него, лучше всего было бы возвращаться в автомобиле с занавесками на окнах или с тонированными окнами, но все это было нереально.