Он придирчиво оглядел комнату. Внешне он хранила ему верность, но эта верность могла быть фальшивой, ибо Мбизи мог сюда пускать тех, кто рылся потом в его вещах и читал его бумаги. Ну и пусть! Теперь ему надо побыстрее сказать все главное Ляхову, а о неприятной и неизбежной встрече с Шатуновым он старался даже не думать. Еще ровно сутки назад, когда он шел по узкой горной тропе и видел перед собой сухощавую спину колдуна Нкили, он надеялся на то, что Шатунова он уже не застанет, когда вернется. Но Ляхов ему сразу сказал по телефону, что он ему велел доложить о прибытии Вьюгина немедленно. Значит, этот важный партаппаратчик решил его дождаться.
— Как тебе удалось вернуться? — с раздраженным недоумением сразу же спросил Вьюгина Шатунов. Он еще допускал, что ляховский связной мог быть отпущен по чьей-то доброй воле. — Тебе помогли выйти из боевой зоны?
Вьюгин успел быстро посмотреть на Ляхова, который взглядом (он на время даже снял свои очки) призывал своего подчиненного не поддаваться на провокацию и не дерзить высокому начальству. Потом он перевел взгляд на Шатунова, от угловатого лица которого исходила неласковая озабоченность, готовая смениться жесткой недоступностью.
Вьюгин решил изложить все по порядку, оттягивая полное объяснение.
— Я выполнил ваше поручение и передал Нгабо пакет. Кстати, его там все называют Мукамби и он сам даже на этом настаивает. Он пообещал, что меня проведут через линию противостояния, но проходили дни и ничего не менялось. Мне запрещалось удаляться от лагеря. Когда же представилась возможность его покинуть, я это сделал, так как мне было предписано моим непосредственным начальником вернуться сразу же после выполнения задания.
Шатунов бросил кинжальной остроты взгляд на Ляхова, а тот, уже надевший к тому времени очки, почти торжественно кивнул головой.
— Значит, ты просто сбежал, Вьюгин? — зловеще спросил Шатунов. — И этим ты поставил под угрозу наш союз с организацией, которую возглавляет товарищ Нгабо, то есть этот… Мукамби.
Шатунов что-то наскоро черкнул у себя в блокноте. Он уже догадался, что Вьюгин не знает до сих пор, что он являлся заложником и знать об этом ему и не нужно. А то возомнит еще себя героем. Надо, чтобы все было наоборот: пусть чувствует свою вину за то, что позволил себе своевольничать. А Мукамби этот, конечно, гад, если позволяет себе требовать советской помощи таким бандитским методом. Но зато игра стоит свеч. Главное — это помочь ему победить, а потом мы его заменим кем-нибудь более покладистым.
Разговор происходил в кабинете самого посла. Работал кондиционер, о существовании которого Вьюгин уже успел позабыть, на столе стояли недавно вынутые из холодильника и запотевшие бутылки пива и фруктовых вод. Сапармамедов старался сыграть роль хозяина на отлично.
Шатунов выдержал мхатовскую паузу и решил перейти в наступление, косвенно направляя острие своего удара на Ляхова. Ведь это его сотрудник проявил непростительное самовольство.
— Как же ты, Вьюгин, посмел без разрешения покинуть военный лагерь? — спрашивал он с возмущенным недоумением, обратив на виновника карающий взгляд. — Что о тебе, да и о всех нас подумает наш друг и союзник (тут он немного запнулся) Мукамби?
Тут он вельможно повернулся к Ляхову и спросил его с укоряющей надменностью:
— Что у тебя за люди здесь работают, Ляхов?
“А шеф-то, кажется, немного трусит”, подумал Вьюгин. “Во всяком случае боится дать бой. Ладно, главное — это не признавать себя виноватым. Ни в чем”.
Он уже открыл рот с целью начать самооправдание, но Ляхов остановил его едва заметным движением руки.
— Альберт Аверьянович, — со змеиной мягкостью сказал он, — мой сотрудник выполнил данное ему поручение, а пребывать там, куда он был послан, до бесконечности, он не имел права. Просто он мне здесь нужен. Тем более, что он у меня один. Все эти наши здешние собкоры, они выполняют лишь частные поручения. А Вьюгин у меня главный связной с очень широкими функциями.
— Ладно, Ляхов, не учи меня прописным истинам, — отрезал Шатунов. — Свои оргвыводы я уже сделал. Если ухудшатся отношения с этим Мукамби, пеняйте на себя. А выборами нового президента я вам всем просто запрещаю заниматься.