Вьюгину подумалось, что Мегги искоса наблюдает за ним, как бы регистрируя его впечатления, но понял, что ошибся. Она давно уже принимала за привычную данность место, где она жила и всю окружающую обстановку. Возможно, она даже с трудом допускала, что другие белые люди, по крайней мере, люди ее круга, могут жить иначе.
Через два дня Ляхов позвонил Вьюгину поздно вечером и назначил ему у себя встречу. Вьюгин понял, что в этот же день ему придется ехать на задание. Утром еще шел дождь, но потом небо многообещающе посветлело и вскоре вышло солнце во всей своей африканской красе. Вьюгин знал, что сезон дождей не следовало понимать слишком буквально и что между периодами пролития живительной небесной влаги обычно следовал вполне разумной продолжительности промежуток, когда земледельцы рыхлили своими мотыгами землю и бросали в нее зерно или коробочки семян арахиса. А в современных хозяйствах заводили трактора и многолемешные плуги отваливали толстые пласты краснозема. В городе в это время высыхал асфальт и в лужах прямо на глазах понижался уровень воды.
Вьюгин пришел вовремя, Ляхов это отметил одобрительным кивком и теперь уже без всякой загадочной недоговоренности обрисовал ему весь ход предстоящей операции.
— Я подобрал парик, который весьма напоминает естественные волосы Бригстока. А вот и очки в темной оправе с очень слабыми стеклами. Удалось найти даже близкую копию рубашки, в которой его чаще всего видели. Правда, я не думаю, что этот Бригсток так уж часто общался со своим источником, чтобы он мог его хорошо запомнить.
— Когда мне все это пристраивать на себе? — довольно хмуро спросил Вьюгин, которому не очень нравилась вся затея. Но он понимал, что это тоже его работа и что за него ее не выполнит никто. Ему еще никогда не приходилось выдавать себя за другого. Он чувствовал себя словно подросток, которому непременно нужно попасть на взрослый киносеанс и он побаивается придирчивого взгляда контролера у входа.
— А когда нужно выезжать? — спросил Вьюгин.
— Примерно через часа полтора. Надо будет доехать до города Макуру и на это уйдет около двух часов, а сама встреча с целью передачи материалов назначена ими на шесть вечера. Если солнце тогда будет скрыто облаками, уже начнутся сумерки и это лучше для вас. Там, кстати, солнце скрывается раньше. На западе город окружают горы.
Потом Ляхов добавил с некоторым официальным сожалением, что настоящий, а не фальшивый Бригсток подъехал бы на машине, сидя сам за рулем. Вьюгин же прибудет на место в машине с водителем-африканцем.
— Он вполне надежен и знает те места. Но для чиновника с документами он все же лишний свидетель. Единственное объяснение этому только то, что американец плохо знает дорогу. Надо было вам пойти на водительские курсы, а машину, пусть и не новую, вам бы купили.
— Я сам вам хотел об этом напомнить, но ведь времени, чтобы учиться вождению у меня особенно и не было.
Вьюгин сказал это с немного наигранным сожалением и даже с намеком на ущербность своего существования среди людей, жизнь которых немыслима уже без личного автотранспорта.
Ляхов взглянул на него с непритворным самоупреком.
— В этом есть доля и моей вины. Это положение мы исправим в ближайшее время.
Вьюгин пытался разглядеть в его словах фальшивую уверенность, какую проявляет проводник в горах, уже зная, что спасительная тропа перекрыта обвалом. Неужели он забыл об обещанных “оргвыводах” Шатунова?
Вьюгин уже так наездился по дорогам этой страны, что все увиденное из окна движущегося транспорта уже не пробуждало его любопытства. Все те же глинобитные хижины деревень, мимо которых они сейчас проезжали, поля кукурузы или проса, редкие банановые рощи, высокие бугорчатые стебли маниоки на грядках, увенчанные четырехпалыми листьями. Козы, которых пасли голые мальчики с длинными палками. Ржавый остов грузовика, с которого давно сняли все, что этому поддавалось, и теперь сквозь пустые окна кабины поднималась к небу прошлогодняя сухая трава, а рядом уже шла вверх новая. Природа здесь во многом напоминала характер жителей этого континента: сегодняшняя, даже сиюминутная реальность с веселой непринужденностью перекрывала прошлое и оно исчезало, скрываясь в зарослях уже новой растительности, которая жадно выпирала из земли рядом со старыми желтыми стеблями. Вьюгин тогда не думал о том, что он будет все это вспоминать, как неотъемлемую часть своей молодости. О ней же, как известно, никогда не говорят ни в настоящем, ни в будущем времени, а только в прошедшем. “Когда я был молод”, — вот единственная формула, которой человеку приходится пользоваться при расстановке памятных вех на своем жизненном пути.