— Я имею право знать, пусть в самых общих чертах, что это нам даст?
Ляхов посмотрел куда-то вверх поверх головы Вьюгина и помолчал, словно куратор картинной галереи, которому разрешается на короткое время приподнимать ткань, которой занавешена ценная акварель, и сказал, скупо отмеривая слова:
— Мы попробуем перевербовать агента, который передал вам копии документов, а потом, не называя его имени, сообщим об этом высшим властям страны. В пакете было и письмо. Надеюсь теперь, что парочка сотрудников американского посольства будет объявлена нежелательными лицами. А это уже немалый успех в нашей войне без выстрелов. И Ляхов замолк, видимо, надолго, если не навсегда закрыв эту тему. Да все другие, кажется, тоже.
Вьюгин давно уже оставил попытки как-то разгадать Ляхова и он попрежнему его удивлял, хотя и не так, как вначале, своей бронированной непроницаемостью. Такие люди напоминали ему закрытый наглухо шкаф, где заперт и каждый выдвижной ящичек. Но, возможно, где-то была скрыта потайная кнопка, нажав на которую, щелкнула бы пружина и открылась секретная дверца тайничка, где хранилось самое важное. Наличие такой кнопки допускать можно, но нужно ли до конца разгадывать другого? Даже здешние африканцы говорят: “Душа человека это не мешок, куда каждый может запустить руку”. Вьюгин решил, что надо отдать должное и Ляхову, который никогда не стремился узнать о нем больше того, что он видел сам или интуитивно постигал без всяких расспросов.
Они тогда засиделись допоздна, что и привело к опустошению большой бутылки “смирновки”. Но Вьюгин уже давно заметил, что у Ляхова соотношение количества выпитого и качества поведения выпивающего всегда было таковым, что внешнего проявления действия этого выпитого никак не проявлялось.
Позднее Вьюгин не спрашивал, удалось ли, умело применяя шантаж, завербовать африканского чиновника, с которым он виделся в Макуру и Ляхов по этому поводу не произнес ни единого слова. В конце концов, это Вьюгина уже не касалось. А о том, что были высланы не два, а даже три работника посольства, он от Ляхова узнал. И он сказал об этом сам, причем, без всяких псевдозначительных недомолвок, которые иногда себе позволял.
— Дорогой Вьюгин, имейте в виду, что вас они вычислят после этого вашего подвига и постараются устроить какую-нибудь пакость. Поэтому не забывайте английскую поговорку о том, что чрезмерной осторожности не бывает.
Вьюгин молча ему кивнул в знак признательности, а сам подумал, что жизнь в постоянном ожидании нападения из-за угла назвать нормальной можно только с большой натяжкой, хотя смысла она пока еще не теряет.
Ляхов посоветовал ему купить недельную путевку в заповедник, названия которого Вьюгин даже и не слышал, а потом дал краткое описание его прелестей, в том числе и редкого озера, где живут тысячи розовых фламинго.
— Заодно вы бы проверили, насколько вы интересуете наших противников. Если за вами с самого начала не будет хвоста, значит, пока еще можно спать спокойно.
“А что если действительно поехать туда и пригласить с собой Мегги?” тут же подумал Вьюгин с вдохновенной дерзостью, но начисто забыв, что это не останется незамеченным для тех, кто им интересуется. Мегги же сама сказала ему открыто, что с Парксом уже не живет много лет, но поддерживает деловые отношения, так как у нее есть доля от продажи кофе. От развода их вначале удерживала забота о дочери. Сейчас она в этой заботе не нуждается, вернее, она приняла теперь чисто монетарный характер и выражается в регулярной присылке ей определенной суммы. Мегги также дала понять, что сам бракоразводный процесс дело долгое и дорогостоящее. Придется решать и судьбу дома, где она теперь принимает Вьюгина. Да и ей самой надо будет определиться и в выборе места жительства и вообще в том, как строить свою дальнейшую жизнь.
— У Паркса неплохой дом в Ньянгвени, там, где одна из двух его плантаций, — сказала она с легким вздохом. — Это край зеленых предгорий и быстрых холодных ручьев. Я не знаю, с кем он сейчас живет, раньше он менял своих сожительниц каждые несколько месяцев.
Вьюгину хотелось спросить, интересует ли Паркса ее личная жизнь, но счел этот вопрос бестактным. А Мегги с ее невероятной способностью о многом догадываться, что-то, видимо, прочла на его лице и сказала с обезоруживающей простотой и некоторым вызовом:
— То, что вы хотели бы знать обо мне, я вам не скажу из принципа. Обо мне, возможно, ходят сплетни в столичной белой колонии, но мне на это просто плевать. Давать отчет я никому не собираюсь.