Вьюнов уже знал, что в этих краях здоровается первым тот, в дом которого ты входишь, видимо, давая этим понять, что вошедший замечен и может рассчитывать на внимание хозяина дома.
— Приветствую тебя, незнакомый мне белый человек! — с едва заметной усмешкой сказал вождь и смотрел с вежливой выжидательностью на гостя.
— И я приветствую тебя, вождь Лулембе! — неуверенно начал Вьюгин, имея слабое представление о придворном этикете местных вождей. Строки из авантюрных романов на африканскую тему в голову почему-то не приходили.
“Долго задерживаться я здесь не должен”, беспокойно думал он. “Главное, это сделать дело и уйти до наступления темноты”. Но как перейти к этому самому делу? Вьюгин повел глазами в сторону секретаря, намекая на желательное отсутствие свидетелей разговора, Лулембе его понял, сказал пару непонятных ему слов и белая рубашка неохотно исчезла. Впрочем, секретарь, скорее всего, остался подслушивать за стеной.
— Вождь, я не принадлежу к тем, кого у вас называют баингилеза, которые были господами в этой стране, или к их друзьям бамерикани. Я из той страны, которая с ними не очень дружит.
Такая унылая упрощенность вопроса геополитики внутренне покоробила Вьюгина, но лучший вариант его трактовки оставался для него мучительно неуловимым. Для объяснения всей ситуации требовалось бы неоправданно много слов и он боялся безнадежно увязнуть в словесной трясине, да еще и сказать что-либо лишнее. Вьюгин подумал о том, не ввернуть ли ему какую-нибудь африканскую поговорку, которой иногда сопровождается подношение, но в голову пришла только не очень уместная: “тот, кто ничего не дает другому, пусть не надеется, что и ему дадут”.
Вождь Лулембе молчал с невозмутимой выжидательностью, сидя в своем кресле с царственной неподвижностью, а Вьюгин едва не ерзал на своем жестком табурете для гостя. И тогда он сказал без обиняков:
— Те люди, которые меня к тебе направили, вождь, передают эти деньги на развитие твоего края.
И Вьюгин, не дожидаясь, когда вождь протянет к пачке ассигнаций руку (да и протянет ли он ее?), сам вложил деньги в полураскрытую его ладонь на колене. Он где-то даже читал, что если кто-то взял в руку вещь или подарок, то потом очень трудно, почти невозможно, отказаться от того, что уже оказалось в руке, так как здесь срабатывал инстинкт удержания добытого или приобретенного в собственность.
Глаза Лулембе блеснули, хотя и слабо, как бы давая этим понять, что денежное подношение он принимает сдержанно по причине неясности того, каких услуг от него за это потребуют. Вьюгин не знал о существовании поговорки: “если у обезьяны нет охоты есть твои бананы, ловушка останется пустой”. А если ее знал вождь, он никак не относил бы ее к себе из-за издевательского намека, направленного в свой адрес.
Вьюгин изнывал от желания закончить все дело и выбраться из поселка вождя. Деньги он передал, они были приняты. Теперь надо кратко объяснить, что требуется от вождя. А тот, словно опережая его, сказал, хитро прищурившись:
— Улитка была свободной, пока не влезла в пустую раковину и ей там понравилось. Ты меня понял, мой белый гость? Скажу иначе: если ты жертвуешь что-то духам предков, значит, тебе что-то от них нужно.
— Вождь Лулембе, достаточно будет того, что твой народ поддержит на выборах Джереми Мгоди, хотя он из совсем другого племени. А если он победит, вождь получит еще столько же.
— Мой народ живет не только на земле своих предков, — сказал, мягко уклоняясь от прямых обещаний, вождь. — Ньянгу теперь живут по всей стране, их много и в городах. А кто может поручиться, как пройдут эти выборы? Каким был день, можно точно сказать только вечером.
— Если вождь скажет свое слово тем, кто пишет в газетах, оно будет слышно по всей стране.
Было заметно, что вождю это понравилось. Разглядывать свои фотоснимки в газетах Лулембе все еще доставляло удовольствие. Особенно в тех, которые были на языке белых людей, что делало его известным и среди них.
— Наш гость желает поужинать с нами? — спросил явно подобревший вождь. — Ничего, если еды мало, главное, чтобы ею угощали от души. Так говорят у нас.
— Я благодарю, но мне лучше вернуться туда, откуда я пришел, — сказал Вьюгин, которому уже не терпелось уйти, когда не очень приятная процедура вручения взятки, кончилась. — Вождь даст мне человека, чтобы он меня вывел отсюда?
— Окойо! — крикнул вождь в сторону двери. В ней тотчас же возник секретарь, и вождь, на своем непонятном для чужих диалекте, что-то коротко приказал.