Потом Ляхов поговорил немного о необходимости и общих принципах разведки, видимо, он старался немного расширить кругозор Вьюгина в нужном ему направлении. Ведь скоро надо было ему поручать дело.
— Любое государственное образование, имеющее собственные границы, в интересах собственной безопасности хочет кое-что знать о планах и намерениях соседей. Это естественное желание и диктуется стремлением как-то обезопасить себя, словом, не дать себя застать врасплох. Еще в библейские времена посылались соглядатаи в землю Ханаанскую или куда-то там еще, точно не помню. Я читал, а вы, Вьюгин, как африканист, должны лучше меня знать, что и африканские племена следили друг за другом и даже имели, выражаясь профессионально, свою резидентуру в соседних землях. Был у них наверняка и шпионаж военный: сколько, например, выковано у возможного противника наконечников копий, смазывают ли они их ядом и, если да, то каков его состав и имеется ли противоядие. Возможно, был и экономический шпионаж: куда отправляются лишние клубни ямса или выделанные шкуры в обмен на рис?
В тот вечер эта затянувшаяся беседа-лекция закончилась холодным ужином, что довольно часто практикуется в тропиках, и он сопровождался принятием виски по-американски, то есть со льдом и еще ананасовым соком. Ляхов постепенно сокращал учебно-воспитательную часть этих бесед в пользу более непринужденной, попутно выявляя и застольные достоинства своего подчиненного, главным из которых было умение пить, не теряя при этом способности относительно трезво мыслить и не впадать в болтливость.
3
Во время следующего прихода Вьюгина к Ляхову на столе у него лежали новые газеты, видимо, имела место доставка почты из далекого отечества. Вьюгин по родимой прессе еще не соскучился, но полистал их, читая лишь заголовки, которые сразу же мысленно вернули его на отчизну. Ну, например: “Гимн великому братству.” “Верность идеалам социализма”. “ФРГ: новая волна реваншистских сборищ”. “Авантюристический курс китайского руководства”. “Отстоять дело мира”. “С верой в будущее”. “Трудовой день села: фермы ждут кормов”.
Ляхов наблюдал за ним сдержанно-иронически, но молча. На столе возвышалась уже привычная гора фруктов, сейчас в ней преобладали бананы двух сортов, отдельно стояла разрезанная папайя.
— Питайтесь бананами, юноша. Вы дома бананы часто ели?
— Если честно, то раза два, не больше, — сказал Вьюгин так, как будто сознавался в серьезном жизненном упущении. — Да и то на банкетах, когда переводчиком подрабатывал на старших курсах. Если, конечно, это удавалось. Там ведь была конкурентная борьба. Даже с интригами.
Он очистил банан и добавил к сказанному после некоторых колебаний:
— Там я и попал в поле зрения ваших коллег, этих искусствоведов в штатском, как их иногда называют в интеллигентских кругах.
— Вы, Вьюгин, похоже, не питаете нежных чувств к моим коллегам. А как еще их называют?
— Ну, бойцами невидимого фронта. Разве это плохо звучит?
— У вас сарказм явно перевешивает все прочее. Ладно, в мою задачу не входит прививать вам любовь к ведомству, к которому и вы теперь относитесь. А любовь привить и нельзя, она сама приходит и уходит. Как там пела Кармен? Любовь свободна, мир чаруя… Вы можете думать о своей работе, что хотите и даже высказывать иногда эти мысли вслух при условии ее успешного выполнения.
Вьюгин доел банан и взялся за другой, а Ляхов продолжал: