— Кто им позволит это сделать? — спросил Вьюгин и запоздало понял, что вопрос прозвучал легкомысленно.
— Они уже послали своих эмиссаров в Москву и успели заручиться симпатией некоторых наших руководителей. Видимо, прельстили их обещаниями развивать социализм и позволить создание у себя военных баз страны, которая окажет им поддержку. Кто перед этим может устоять? И вот тот самый высокий гость, которого мы ждем, как раз из тех, кто готов помогать этим мятежникам левого толка.
— Американцам это может испортить их игру, — сразу же решил Вьюгин.
— Так же, как и нашу с вами.
— Не исключено, что мы можем стать временными тактическими союзниками, — рискнул сделать еще одну догадку Вьюгин.
— Приходится подтвердить парадоксальную правильность вашей догадки, — с насмешливым одобрением заметил Ляхов. — И если им с победой на выборах Мгоди что-то светит, то при захвате власти радикалами, как бы не пришлось им сворачивать посольство.
В эту страну до сих пор почему-то не было ни одного визита на достаточно высоком уровне из Советского Союза. Поэтому приезд члена ЦК и работника аппарата, а по слухам, и возможного кандидата в члены Политбюро, был обставлен почти государственными почестями. Африканским властям намекнули, что он представляет здесь правящую партию и что должность его еще выше члена кабинета. Сумели даже отпечатать где-то кучу бумажных красных флажков с перевернутыми серпом и молотом. Ими яростно размахивала у ворот посольства толпа подозрительных оборванцев, которых полицейские власти срочно навербовали у ворот Главного рынка и порта. При этом толпа с демонстративным нетерпением скандировала нечто, похожее на слово “пембекуми”.
Член аппарата ЦК тем временем уже находился в здании посольства, а его секретари и референты, все, словно это была некая униформа, в темных брюках и в белых рубашках с короткими рукавами, носились вокруг, как встревоженные жирные мухи.
Ляхов заранее вызвал Вьюгина и теперь держал его при себе, словно оруженосца, которого непременно нужно будет предъявить на королевском смотру. Впрочем, скоро Вьюгин и пригодился. Один из референтов, распознав в нем по его внешнему виду в целом и по африканскому загару в частности, здешнего сотрудника, спросил с добродушной строгостью:
— Что это они там выкрикивают? Вероятно, “добро пожаловать” на своем языке?
Но Вьюгину пришлось его разочаровать самым безжалостным образом:
— Нет, они всего лишь кричат о том, чтобы им выдали по десять пембе, это такие здесь деньги, которые им обещали за труды. Они боятся, что их обманут и у них есть основания.
— Н-да, вот как, — с кислой миной разочарованности сказал референт. — Ладно, пусть это останется в тайне. Не будем же мы это объяснять самому Альберту Аверьяновичу, правда?
Так “пембекуми” и осталось для всех тайной, так как никто в посольстве “туземного” языка не знал, знать его не стремился, довольствуясь одним английским и, разумеется, плачевно далеким от совершенства.
В просторном зале на первом этаже посольства должна была состояться запланированная встреча высокого гостя с рядом сподобившихся этой встрече лиц. Вьюгин здесь оказался как “человек Ляхова”, а кто такой был его шеф Альберту Аверьяновичу уже доложили, но, возможно, он знал об этом и раньше. Вьюгину, конечно, никак не могло быть известно, что важный цековский работник не питал никакой симпатии к ведомству, которое Ляхов здесь представлял и, особенно, к тому, кто его возглавлял. Он считал, что его глава, великий мастер интриг, пытается слишком возвеличить свою организацию, мало считаясь с руководящей ролью партии и вообще увлекается пагубной либерализацией. Чего стоит только разрешенная уже давно эмиграция. Пусть бы только евреев, это вопрос особый. В Америке вся власть под их влиянием, а нам нужно покупать у американцев хотя бы бурильные установки для нефтяников и еще кое-что из технических новшеств. Но теперь выпускают и греков, высланных, правда, неизвестно за что в Среднюю Азию, выезжают понемногу и наши немцы. Кто теперь следующий?
Товарищ Шатунов, высокий и крепкий, с выражением неуступчивой твердости на широком и угловатом лице, стоял рядом с послом и слушал его с презрительным невниманием. Видимо, тот произносил свои обычные льстивые словеса, наивно пытаясь подточить с их помощью холодноватую сдержанность гостя.