Когда в тот вечер Вьюгин бездумно веселился в обществе Памелы и американских друзей Сьюзи, он был где-то замечен одним из агентов Ляхова мулатом Робертсом, который работал в службе иммиграции. Через пару дней у Вьюгина была очень недолгая встреча с Ляховым и он сказал ему со знакомой и весьма двусмысленной усмешкой:
— Круг ваших знакомств явно расширяется, с чем вас и поздравляю. Из тех, кто нам известен, это Сьюзан Тейлор, которая нас мало интересует, но пара человек числятся в нашей картотеке.
— Это мне вменяется в вину, шеф? — поспешил занять оборонительную позицию Вьюгин, но с облегчением подумал, что Памелу здесь мало кто знает. Поэтому о ее существовании ставить в известность кого бы то ни было совершенно излишне. В конце концов он, Вьюгин, имеет право на личную жизнь, что даже сам Ляхов оспорить не решится. А тот продолжал, не отвечая на вопрос:
— Я даже доволен, что у вас нормальные отношения кое с кем из противоположного лагеря. Мы же цивилизованные люди. И надо развеивать миф о нас, как о каких-то враждебных запрограмированных существах, почти роботах.
“Правду он говорит или все это только профессиональное лицедейство?” спросил мысленно самого себя Вьюгин, уклоняясь от разговора.
А Ляхов все куда-то клонил и только теперь Вьюгин понял куда.
— С деловой стороны вы меня, Вьюгин, более чем устраиваете. Не скрываю, что по инстанции я посылаю лестные характеристики, касающиеся вашей работы. А все это, между прочим, идет в копилку ваших подвигов и потом будет служить своего рода соломкой, которую стелят заранее, чтобы не так больно было падать. А то, что вас ждет падение, я вполне допускаю, когда вы на чем-нибудь погорите. Скорее всего, причиной будут женщины или выпивка. Или то и другое. Я ведь роль вашего ангела-хранителя долго выполнять не буду. Что сообщит о нашей работе, когда вернется в Москву товарищ Шатунов, я не знаю. Но отвечать придется мне одному.
Он помолчал немного, выражая взглядом некую ленивую снисходительность к человеческим слабостям Вьюгина и еще тревожную грусть по поводу его дальнейшей печальной участи, а потом почти отеческим тоном добавил:
— В общем, пока гуляйте, молодой человек. Сейчас прорабатываются варианты вашей доставки в лагерь борцов с правящим режимом в этой стране. Миссия у вас будет непростая. Так что имеете право гулять перед отправкой в горы. Как когда-то пели новобранцы: “Последний нонешний денечек…”
Так Ляхов санкционировал право на свободное времяпрепровождение, которое он и собирался как можно полнее использовать в обществе Памелы.
А оставшись один, Ляхов какое-то время думал о том, что у него, видимо, не хватит смелости и умения написать что-нибудь о времени, в котором он живет, и как люди, воспитанные идеологизированным государством, пытаются его обмануть и находят лазейки выскользнуть из-под пресса, скрывшись в какой-нибудь нише. В его стране это так называемая личная жизнь в ее сексуальном понимании. Как раз то, что не поддается контролю партии и властей. И она, эта личная жизнь, даже заменяет все то, что есть в странах так называемой буржуазной демократии, а это: политическая борьба, многопартийность, открытые дебаты в парламенте, уличные шествия и клубы по интересам. Идеологическая власть всегда недолюбливала этот уход в личную жизнь. А в явно гротескной книге Орвелла, запрещенной в его стране, такого рода личная жизнь была не только предосудительной, но и даже наказуемой.