Еще когда они шли сюда, Вьюгин какое-то время непроизвольно занимался самовнушением и твердил себе, словно заклинание: “не оставаться здесь ни одного лишнего дня, от идеологических разговоров уклоняться”. В конце концов, он не специальный эмиссар Шатунова, приказ о выполнении конкретного задания он получил от своего непосредственного начальника. Но он, конечно, понимал, что здесь его желания будут осуществляться с поправкой на неподвластные ему обстоятельства.
На неровной и немного покатой каменистой поляне стояли без всякого порядка низенькие деревянные домики, кое-где виднелись армейского типа палатки, но все они располагались под кронами деревьев, либо под высокими кустами с нависающими над ними ветками, а многие вообще скрывались в окрестных зарослях. Потом уже Вьюгин выяснил, что укрытие жилья от солнечных лучей здесь не было главным. Этот партизанский лагерь в горах изредка тревожили вертолеты правительственных войск, они его пытались обстреливать сверху, пускали наугад ракетные снаряды. Спуститься ниже они, однако, боялись, чтобы не нарваться на прицельный огонь из пулеметов или на пуск с земли зенитной ракеты.
Поляна с восточной стороны упиралась в невысокую гору, поросшую мелколесьем и эта ее сторона была обрывистой, довольно ровной и похожей на слегка наклонную стену. В ней, видимо, еще очень давно было кем-то выдолблено несколько широких пещер и самая большая из них, как вскоре узнал Вьюгин, служила здесь общим укрытием при редких авианалетах и еще более редких артобстрелах.
Вьюгину не терпелось выяснить, на каком языке ему придется общаться с окружающими, а именно с теми, кто не знает английского. Федосов ему уже сказал, что основу войска Нгабо составляют его соплеменники, живущие в этой гористой части страны и прилегающих районах. Язык же племени должен быть близок тому, который понятен на большей части всей страны. Вьюгин сразу же решил это проверить.
— Йямбо, ндуку! — поприветствовал он немолодого уже обитателя этого лагеря, который нес откуда-то ведро чистой на вид воды, покрытой ветками, чтобы она не плескалась.
— Ниломба майи, — сказал Вьюгин.
И тот сразу понял, что белый просит у него воды и поставил ведро на землю.
— Майи йя куньва? — уточнил Вьюгин, желая удостовериться, что это питьевая вода.
— Э-ээ, — подтвердил водонос. — Майи ньема, майи йа чемчеми.
Последнее означало, что это вода из родника.
Вьюгин быстро выудил из сумки свою походную кружку и, отбросив некоторые сомнения, напился очень холодной, видимо, действительно родниковой воды. Или, на худой конец, воды из горного ручья, где обитают черные крабы, подобного тому, который они сегодня переходили.
Пока Вьюгин дегустировал, попутно утоляя жажду, местную воду, вооруженные люди, которые его встретили, терпеливо стояли рядом, а потом дали ему знак следовать за ними.
В сбитом из неструганых досок домике, крытом широкими листами твердого пластика, выкрашенного для маскировки в зеленый цвет, размещался, как явствовало из таблички на дверях, штаб Революционной армии Бунгваны. Дом тоже стоял под каким-то лесным деревом, закрывавшим его сверху. Шагах в тридцами от него находилась та самая сторона горы, в которой зияли пещерные входы. Одна из пещер была, несомненно, персональной, служившей жилищем главы этой “армии” и у ее входа сидел часовой, привалившись спиной к каменной стене и, кажется, дремал, надвинув на глаза козырек своей полевой шапки.
В домике, куда ввели Вьюгина, за столом, также сколоченном из досок, только оструганных, сидел бородатый крепкий мужчина в пятнистой военной куртке и с зеленым беретом на кудлатой голове. Берет украшала красная, но явно не советская, ввиду отсутствия привычных серпа и молота, звезда. А за его спиной во всю, впрочем совсем неширокую, стену красовались портреты, по характеру исполнения совсем разного происхождения. Если следовать порядку слева направо, то первым шел Ленин, за ним сразу (хотя между ними была чуть ли не целая эпоха) шли Че Гевара и Кастро, а замыкал этот ряд Мао Цзедун.
“Когда я буду обо всем этом рассказывать Шатунову, ему явно не понравится наличие Мао в этом партизанском пантеоне”, успел подумать Вьюгин, прежде чем пожал протянутую руку того, кого осеняли портреты великих революционеров на стене за его спиной.