Ворота в рай были приоткрыты, надо было только толкнуть створку, чтобы туда войти, и добавить к предстоящим расходам покупку белого смокинга. Но я не мог заставить платить за него старого Жана.
Я позвонил подругам Патрисии и Ивонне. После того как я с ними полюбовно расстался, они частенько встречались в кафе и, держа в руках огромные фужеры, обменивались тайной информацией обо мне. Я рассказал сначала Патрисии, а затем Ивонне красивую историю о том, какая замечательная карьера ждала меня за границей. Я предупредил их, что не уверен в быстром возврате долга, но они ничего не потеряют в случае ожидания: на проценты я не поскупился.
Спустя несколько дней первая из них вручила мне чек, а вторая дала наличные. Я купил модную теннисную экипировку, дорогие ракетки, элегантные чемоданы и дорожную сумку. Белый смокинг, последний из оставшихся в дорогом бутике, я приобрел со скидкой. К тому же мне его бесплатно подогнали по фигуре.
В назначенный день я уже сидел на борту самолета, совершавшего прямой рейс по маршруту Париж — Лос-Анджелес. Вежливые стюардессы скрашивали время путешествия, разнося питание. Я подставил бок для поглаживания жизнью, как кот. Я наслаждался каждой минутой. Над креслом в багажном отделении я поставил портфель со всеми своими дипломами, неоспоримыми доказательствами огромной работы. Если бы моя мать Хильда забрала меня с собой при окончательном отъезде из Франции, моя судьба могла бы быть иной. Хильда, дорогая моя мама, почему же ты, лишенная материнского инстинкта, бросила маленького мальчика, который просил лишь об одном: жить вместе с тобой? Ужасная и нехорошая Хильда, ты сделала меня взрослым в десять лет.
После четырнадцати часов лета и посадки в Лос-Анджелесе я оказался в центре плотной толпы. Пассажиры, толкая друг друга локтями, сгрудились вокруг бегущей дорожки, которая медленно доставляла багаж. Со своей шикарной сумкой и ракетками, на чехлах которых стояли фамилии их знаменитых производителей, с тяжелыми чемоданами, я нуждался в помощи. Я увидел носильщика, дородного афроамериканца, стоявшего с огромной железной тележкой и поджидавшего опоздавших пассажиров. Я вручил ему пять долларов, чтобы он проводил меня до бюро по прокату автомобилей. Беспокойный и нетерпеливый, он согласился при условии, что мы поторопимся. Мы вышли, пройдя все кордоны, представив билеты строгим женщинам у выхода. Улица была забита людьми. Носильщик, вероятно, боявшись куда-то опоздать, толкал тележку, постоянно что-то ворча. Затем, не дав мне возможности возразить, он передал мои вещи водителю грузовичка «хертц», который собирал пассажиров, желавших взять напрокат машину. Выдаче машин предшествовали подача заявления и заполнение специального бланка у стойки. Невозмутимая девица в желтом потребовала от меня кредитную карту, проверила ее и заставила расписаться о выдаче аванса за аренду машины. Мне достался «олдсмобиль». Стоил он довольно дорого. Деньги здесь утекали с большой скоростью.
Усевшись наконец в американскую колымагу, которая была нагрета солнцем и пахла бензином, я нервно повернул ключ зажигания. Мне доводилось водить до этого разные машины, даже грузовики, когда я работал экспедитором в Лондоне. Но здесь у меня засосало под ложечкой сразу же, как я очутился на автостраде. Я был звеном стальной движущейся цепочки. В Лос-Анджелесе на скоростных магистралях малейшая ошибка могла заставить новичка уехать в Сиэтл вместо Сан-Диего. Несмотря на то что до этого часто бывал в США, я был сбит с толку расстояниями, которые требовалось преодолеть. Здесь надо родиться, чтобы не умереть от гигантизма.
Сорок пять минут на то, чтобы выехать из зоны аэропорта! Усталость, связанная с разницей во времени, сделала мои веки тяжелыми. Слушая радио, я вспоминал о тех временах, когда во время моих посещений США я был чернорабочим в отеле в Сан-Диего, а затем устроился официантом в яхт-клуб. В те времена, когда я оставался в стране дольше полагавшегося мне визой срока, я выходил из положения, получая справки от сострадательных и снисходительных врачей. Я рассказывал им различные истории, сказки о щедрых любовницах, которые давали мне приют во время различных болезней. Я часто приезжал в Америку, у меня не было денег, я жил как бродячая собака, работал вместе с нелегалами-мексиканцами и едва не попал пожизненно под чары одной гаитянки. Но смог вовремя скрыться.
Мы испытали с ней незабываемую страсть, но я смог оторваться от этой статуэтки из черного дерева и избежал западни, когда с ужасом подумал, что спустя несколько лет окажусь пленником толстой женщины и оравы маленьких метисов. Наша прекрасная встреча могла закончиться среди кастрюль и детей.
А я хотел стать хозяином, президентом административного совета и пользоваться неограниченной властью. В то время, когда я жил в Сан-Диего, я завидовал избранным членам яхт-клуба. Они родились в обитых шелком колыбельках. Они не были ни заносчивыми, ни агрессивными. Они просто-напросто меня не замечали, словно я был прозрачным. У меня не было ни малейшего шанса быть замеченным одной из этих богатых девиц. Соблазнительные шоферы, официанты и тренеры по теннису завоевывали таких девиц только в романах. Они брали стаканы с подноса, который я им приносил, даже не взглянув на меня. Иногда я задерживался около какой-нибудь группки, но коренастые накачанные мужчины и девицы с повязками на волосах, все одинаково одетые, не обращали на меня ни малейшего внимания. Я изучал их с прилежностью этнолога, следил за их жестами, исследовал их нервные тики, фиксировал их манеру обращения друг к другу. Для них я был дуновением ветра. Картина этой жизни была понятной: мужчины и женщины женились и выходили замуж только за богатые состояния и следовали по маршруту, пролегавшему через один круг общения. Однажды войдя в этот круг, миллиардеры встречаются только с себе равными. А мне следовало выбирать себе жену среди официанток.
Мои пальцы сжали руль «олдсмобиля». Я был одержим своим желанием: я должен непременно уехать из Франции! Если мне представится хоть один шанс, я его использую. В случае неудачи мне придется вернуться в Париж, и, возможно, я никогда больше оттуда не уеду. Но удастся ли мне справиться с таким большим недостатком: я не родился американцем? Как добиться успеха здесь, где люди хотят иметь больше, чем просто автоматическую стиральную машину?
4
Я ехал по скоростной автостраде № 101. Согласно карте, где-то недалеко от Сан-Симеона, перед тем как приехать в Херст Кастл, мне надо было взять правее и съехать на второстепенную дорогу. В нескольких милях впереди на пустынном плато виднелась крутая возвышенность. На плато я заметил несколько долин, уже подернутых перламутровой темнотой. Издалека эти лысые горы с желтоватым оттенком выглядели как после пожара. Я искал дорогу, выделенную на карте красным цветом. Она должна была привести меня в лес. Я остановил «олдсмобиль», вышел из машины, нашел на земле кусок покореженного металла. Внимательно его осмотрев, я различил полустертую надпись с указанием имения Роя. Я снова сел за руль и углубился в лабиринт из высоких кустарников и диких трав по дороге, окаймленной деревьями со сломанными ураганом ветками и кронами. Отсюда мне казалось, что проглядывавшее из-за листвы небо было более ярким. Проехав поляну, я заметил высокую стену и закрытые двухстворчатые ворота, на которых увидел инициалы Р и X из кованой стали. Я напрасно ждал, когда же электронное устройство откроет мне ворота. Пришлось выйти из машины. И только тогда я обнаружил в висевшей на стене металлической коробке телефонный аппарат. Я снял трубку, услышал звонки вызова. Затем мужской голос с сильным испанским акцентом попросил меня сообщить мое имя, цель визита и количество сопровождавших меня людей. Я назвался и добавил, что мистер Рой Харт меня ждал.
— Прошу вас немного подождать, мсье…
Спустя несколько секунд тот же голос пригласил меня проехать в поместье. Я снова сел за руль и подождал открытия ворот. Когда я увидел в зеркале заднего вида, как закрывались створки ворот, я уже ехал по аллее, окаймленной вековыми деревьями. Наконец я въехал во двор, примыкавший полукругом к широкому и низкому дому с освещенными окнами. Перед входной дверью стояли две припаркованные машины — «ягуар» и «кадиллак». Я с трудом удержался, чтобы не присвистнуть: мне следовало бы воздерживаться от такой реакции, здесь принято выказывать элегантное безразличие, не восторгаться по любому поводу, хранить безразличный вид, будто у тебя столько же денег, сколько у них; прежде чем сказать какой-нибудь комплимент, тщательно его обдумать. Но излишняя чопорность речи могла бы тоже навредить. Следовало, несомненно, произнести несколько хвалебных фраз относительно географического расположения его имения.