Если все же в конторах западных фирм предпочитали иметь в качестве своих непосредственных агентов сирийских, ливанских, греческих, пакистанских или индийских торговцев, тысячами нахлынувших в Тропическую Африку еще после первой мировой войны, то причиной была прежде всего предвзятость. Европейские бизнесмены, как правило, не понимали африканцев и не любили поддерживать с ними какие-либо отношения. Они с презрением говорили и об «азиатах», но все же ставили их ступенью выше. А это снимало перед теми немало барьеров.
В конце 50-х — начале 60-х годов всю Тропическую Африку можно было разделить на три зоны: в Западной Африке торговлю в деревне почти полностью контролировали сирийцы и ливанцы, в Центральной Африке это место принадлежало главным образом грекам и киприотам, наконец, на востоке континента господствовали индийцы и пакистанцы. Конечно, полной монополией не располагала ни одна из этих групп, и в западноафриканской Гане, например, именно греческой семье Левентисов принадлежали крупнейшие магазины Аккры. Налицо была скорее тенденция к установлению контроля, чем подлинно жесткая власть над рынком.
Сирийские и ливанские торговцы, с которыми мне часто приходилось встречаться, жили в кольце неприязни. Чем это было вызвано?
Конечно, они не брезговали заниматься ростовщичеством, а их конкуренция подрубала на корню попытки африканцев завести собственное дело. Это были упорные, настойчивые люди, редко действовавшие в одиночку, напротив, охотно помогавшие друг другу и деньгами, и опытом, и связями. Там, где они селились, без них уже никто не мог обойтись, потому что они быстро захватывали в свои руки все снабжение деревни. В полумраке их глинобитных лабазов с массивными, металлическими ставнями обычно скрывались и ткани популярного в этих местах рисунка, и любимая крестьянками эмалированная посуда, и различные орудия труда — топоры, мотыги, мачете, и кое-какие строительные материалы, и мыло, соль, спички, консервы, сахар.
Очень часто эти торговцы знали местные языки, женились на африканках. И все-таки на них продолжали коситься. Думается, они оставались как бы жертвами собственной социальной функции: крестьяне распространяли на них предубеждение, с которым относились к деньгам, к торговым операциям, к стоящим за спиной ливанцев и сирийцев крупным европейским торговым домам. Это было оправданное житейским опытом отношение. Ведь торговля несла деревне не богатство, символизирующееся пестрым базарным изобилием разных товаров, а прикрываемое этим изобилием разорение.
Помню, на рынке Зиндера, в краю хауса, я видел колоссальные пирамиды мешков с земляным орехом — арахисом. Местные крестьяне не скрывали, какую цену получили за арахис, стоивший им месяцы мучительного труда. Она была многократно меньше той, по которой он продавался в лавках Парижа, куда доставлялся дорогами Нигерии, Дагомеи[1], через океан. Транспортные расходы были велики. И все же…
С бананами история повторялась. На причалах абиджанского порта я видел, как зеленые кисти, издали неожиданно напоминавшие увеличенные виноградные гроздья, погружались запечатанными в прозрачные полиэтиленовые пакеты в трюмы кораблей. Они были срезаны на плантациях неподалеку от порта и стоили закупившим их компаниям гроши.
Напротив, цены на товары, завозимые из Европы, были высоки. Это било по кошельку крестьян каждый раз, когда они заходили в лавку ливанца купить ткань, керосин, мыло. Цены на все эти вещи были таковы, что деревня зачастую предпочитала обращаться за ними к собственным мастерам. Кузнецы, ткачи, гончары, сапожники изготовляли, как и в прошлом, все нужные крестьянину в его обиходе предметы.
Торговый «сезон» приходится в Тропической Африке на время сбора урожая. В это время скупщики, как стая саранчи, разлетаются по сельским рынкам. У камерунского писателя Монго Бети в его романе «Помни о Рубене» есть красочное описание того, как торгаши обманывают доверчивых крестьян. Он рассказывает:
«Среди многочисленных предписаний колониальной администрации существовало одно странное, совершенно нелепое запрещение продавать какао-бобы до восьми утра в любом поселении городского типа… Крестьяне, часто добиравшиеся из отдаленных мест или желавшие вернуться в свои деревни еще утром, чтобы не шагать по дороге, когда солнце в зените, прибывали в город очень рано и иногда должны были ждать долгие часы, во время которых на них обрушивались волны полубезумного красноречия зазывал…