— Догадываюсь — на ланч не будет сэндвичей с сыром из сумки-холодильника.
В тот момент, как только он отвел от нее пристальный взгляд, Мила шагнула на кухню.
Он распахнул дверцы холодильника.
— Вот лангусты, сыр таледжо, кальмары с острой приправой, салат «Нисуаз», хлеб на закваске.
Мила засмеялась:
— Я-то думала, что ошиблась, а это смахивает на тот же сэндвич с сыром. — Только более причудливый.
— Вы не едите морские продукты?
— Могу съесть креветки, когда они у меня есть. И моллюски. Они… безличны.
Ричард недоуменно сдвинул брови:
— А лангуст и кальмар не безличны?
— Нет. Особенно лангусты. Они… жизнерадостные.
Он смотрел на нее так, словно решал, что это: причуда или психоз.
— И вам будет неприятно их съесть?
— Да. Что-то подсказывает мне, что я лишусь аппетита. — Она улыбнулась. — В любом случае я не очень люблю сыр.
— Итальянскому таледжо не повезло, — пробормотал Ричард.
Он открыл винный шкаф — это оказался погребок с климат-контролем. В левой части — комнатная температура, в правой — холод.
— Красное или белое? — спросил он.
— Ни то ни другое, — с сожалением ответила она. Один лишь взгляд на покрытые капельками бутылки вызвало у нее ассоциацию с морскими брызгами. — Я на работе.
— Сейчас не на работе, — возразил он. — На полтора часа мы с вами в умелых руках капитана Макса Фарроу, чьи полномочия согласно международному морскому праву главенствуют над вашими служебными обязанностями. — И извлек запотевшую бутылку из шкафа.
Большое искушение — позабавиться всей этой гламурностью хоть чуть-чуть. Взять бокал, удобно устроиться на кожаном диване, насладиться приятно зазвучавшей в ушах музыкой ветра и повести себя так, будто они вовсе не чужие друг другу. Побеседовать, как обычные люди. Притвориться. Во всем притвориться.
— Ну разве что один бокал, — согласилась она. — Спасибо.
Ричард налил белого вина в бокал и передал ей.
Проба вина прошла в неловком молчании.
— Пойдемте, я проведу для вас экскурсию, — наконец произнес он и улыбнулся, но как-то неискренне.
Мила не услышала мелодичных звуков и не вдохнула запаха сладкой ваты, а раньше блеска безукоризненно ровных зубов было достаточно для внутренней гармонии. Не может быть, чтобы он волновался так же, как она. Неужели он сознает, что все это — показуха, игра?
Но для него это не игра, разумеется. Это его жизнь.
Мила встала.
— Спасибо, Ричард.
— Рич, — настойчиво поправил ее он. — Пожалуйста. Ричардом меня называют исключительно коллеги.
Она, разумеется, не коллега, но теперь невозможно обращаться к нему по-другому, не обидев. Еще больше не обидев.
— Прошу вас, Мила. Думаю, вам понравится «Портус».
— Спасибо, Рич. Я с удовольствием все осмотрю.
«Рич»… Странно услышать, как губы это произнесли, и в то же время раздражения она не ощутила. Звучит, правда, глухо, но привыкнуть можно.
Он показал Миле гидроцикл, закрепленный в задней части судна, морскую байдарку, водные лыжи — все, что нужно мужчине для приятного времяпрепровождения на воде. Но она не увидела ничего, что указывало бы на подводные развлечения.
— У вас нет никакого снаряжения для дайвинга? — удивилась Мила.
— У меня хватает дел и на поверхности, — прозвучал моментальный ответ.
Она сразу заметила недоговоренность в его словах. Что-то мешает ему сказать правду. Может он чего-то стыдится? Но Миле не нужны ее сверхспособности, чтобы почувствовать — подгонять его, побуждать к откровенности не стоит. Поэтому во время осмотра «Портуса» она почти ничего не говорила.
На катамаране было три зоны обитания: кормовая палуба, которую она уже видела, камбуз и невероятных размеров спальное помещение, занимавшее носовую часть, с панорамными окнами, под которыми были встроены шкафы черного дерева. Мила провела пальцем по черной, без единой пылинки, поверхности стола с дорогим лэптопом. Здесь же располагались невысокие книжные полки и мини-бар, а центральную часть занимала кровать с черным покрывалом и подушками. Все просто дышало чувственностью и не потому, что преобладал черный цвет.
У Милы под форменной рубашкой загорелась кожа. Легко представить Рича здесь, в этой обстановке.
— А где же широкоэкранный телевизор? — спросила она, ища глазами последний штрих.
— Я велел его убрать. Когда я здесь, мне не до просмотра телевизионных программ.
Мила повернулась к нему лицом: