Выбрать главу

Старый жрец, седовласый и седобородый, с головы до ног укутанный в грубые полотняные одеяния, шел впереди, направляя юных богомолок к каменному алтарю.

Они пели, и их голоса переливались, словно морские волны, шелестели, словно ветви под полуденным ветерком; дрожали, словно тела в любовной истоме. Две первые девушки несли арфы.

Одна из пришедших выступила вперед и произнесла:

— О божественная Киприда! Трифера дарит тебе эту голубую накидку, сотканную ею собственноручно, и молит тебя и далее покровительствовать ей.

— Музарион возлагает к твоим стопам, о богиня, венки из левкоя и букет нарциссов. Она была с этими цветами на пиру и выкликала твое имя, опьяненная их запахом. О Всемогущая, прими эти дары любви!

— Золотая Цитера! Тимо дарит тебе этот браслет. Отомсти за меня, ты знаешь, кому, обвив ее горло так, как эта серебряная змейка обвивала ее обнаженные руки!

Вперед вышли вместе Миртоклея и Родис.

— Вот два голубя из Смирны, крыльями белыми, словно нежные ласки, с лапками красными, словно целующиеся уста. О богиня, прими их из наших рук, если правда то, что тебе наскучил вялый Адонис и более сладостные, более нежные объятия теперь отдаляют тот час, когда ты засыпаешь!

Вышла какая-то очень молоденькая куртизанка:

— Афродита Перебазийская, прими мою девственность вместе с этой туникою, испачканной кровью. Я Паникис из Фароса, и с прошедшей ночи я посвятила себя тебе.

— Доротея заклинает тебя, о милосердная Эпистрофия, избавить ее от того желания, которое зародил в ней Эрос, или же зажечь пламя страсти в сердце того, кто отказывается от нее. Она приносит тебе в дар миртовую ветвь, ибо это твое любимое дерево.

— На твой алтарь, о Пафия, кладет шестьдесят серебряных драхм Калистион. Это излишек от четырех мин, которые она получила от Клеоматиса. Если дар тебе по нраву, пошли мне еще более щедрого любовника.

Наконец к алтарю подошла последняя из богомолок, совсем девочка, покрасневшая от смущения. Он держала в руке лишь маленький наголовник из крокодиловой кожи, и жрец бросил презрительный взгляд на ее скромный дар.

Девочка промолвила:

— Я не настолько богата, чтобы преподносить тебе серебряные монеты, о богиня. Да и что я могу подарить тебе такого, чего у тебя нет? У твоих ног лежат венки из желтых и голубых цветов. А теперь...

Она расстегнула обе застежки своей туники, которая скользнула на пол, и обнаженная предстала перед статуей.

— Я вся твоя, о моя любимая богиня! Я хочу войти в твои сады и умереть куртизанкой Храма. Клянусь желать лишь любви, клянусь любить только любовь, отказываясь от мира и посвящая себя тебе!

Жрец окропил ее благовониями и покрыл накидкою, сотканной Триферою. Вместе с нею девочка и вышла из нефа через двери, ведущие в сады.

Процессия уже готовилась покинуть Храм, когда на пороге появилась еще одна женщина.

Руки у нее были пусты, и казалось, она ничего не намерена дарить богине, кроме своей красоты, ибо она была прекрасна.

О, как она была прекрасна! Волосы напоминали два золотых водопада, две огромные волны, полные золотых бликов, в которых тонуло ее лицо.

У нее был изящный носик с выразительными ноздрями, и уголки ее полных накрашенных губ были слегка округлены. Ее гибкое тело вздрагивало при каждом шаге, и тогда оживали ничем не стесненные груди и мягко колыхались бедра.

Она простерла руки, украшенные золотыми перстнями, и опустилась на камни.

Вновь запел хор. Голоса арф вздымались к потолку вместе с дымом фимиама, который жрец возжигал в серебряной курительнице.

Куртизанка медленно поднялась и сняла с пояса бронзовое зеркальце.

— Тебе, о Ночная Астарта, которая сплетает руки, и губы, и символы, напоминающие отпечатки следов лани на бледной земле Кирии, преподносит Кризи свое зеркальце. Оно повидало блеск влюбленных глаз, видело волосы, прилипшие к вискам от любовной борьбы, которая сплетает тела и руки.

Жрец положил зеркальце у ног статуи. Кризи вынула из волос гребень из красной меди — металла, символизирующего богиню.

— Тебе, Анадиомена, которая родилась из кровавой зари и бледной морской пены, тебе, повязавшей мокрые волосы лентами из зеленых водорослей, Кризи преподносит свой гребень. Он был в ее волосах, растрепанных от ревностного служения тебе, о пылкая Адониена, которая пролагает под глазами темные тени и сжимает напряженные колена.

Она протянула гребень старцу и наклонила голову, чтобы снять с себя изумрудное ожерелье.

— Тебе, о Гетера, которая избавляет от стыда стеснительных девственниц и учит их зазывно смеяться, тебе, ради которой мы продаем любовь, струящуюся из нашего чрева, Кризи преподносит свое ожерелье. Оно было даровано ей за любовь человеком, имени которого она не ведает, но каждый изумруд — это поцелуй, в котором ты жила какое-то мгновенье.