— Ты остаешься здесь? В Лондоне? Наш рейс сегодня вечером, я думала, — последнее слово она произносит скорее как писк, и Тесса начинает кашлять.
Я проверяю, есть ли бутылка с водой или еще чего-нибудь, но все бутылки пустые.
Я потираю ее спину, пока она не перестает кашлять, а потом сменяю тему.
— Впереди магазин; я поведу туда. — Я киваю к бензозаправке через дорогу. — Тебе нужно что-нибудь попить и что-то для горла.
Я жду ее, чтобы она перелезла с водительского места, но она рассматривает глазами мое лицо прежде, чем поменяться со мной местами.
— Ты все еще нарушаешь допустимый уровень, — осторожно шепчет она наконец, чтобы не напрягать ее несуществующий голос.
Я не могу спорить с этим. Нет никакого способа, которым можно было бы за несколько часов отрезвить меня окончательно. Я выпил достаточно спиртного, чтобы вычеркнуть большую часть ночи, и возникающая головная боль наносит массовый характер. Я, наверное, буду пьяный весь чертов день или хотя бы половину дня. Я не могу сказать. Я даже не могу вспомнить, сколько напитков я выпил…
Мой подсчет напитком прекращается, когда Тесса паркуется перед газовым насосом и тянется к дверной ручке.
— Я схожу. — Я выбираюсь из машины, прежде чем она сможет начать спорить.
Здесь не так много людей внутри в столь ранний час, только мужчины, одетые в рабочую одежду. Мои руки наполнены аспирином, бутылкой с водой и пакетами с закусками, когда Тесса заходит в небольшой магазин.
Я наблюдаю, как каждая голова поворачивается, чтобы посмотреть на растрепанную красотку в ее грязном белом платье. Из-за мужских взглядов меня начинает снова подташнивать.
— Почему ты не осталась в машине? — Я спрашиваю, когда она приближается ко мне.
Она машет куском черной кожи перед моим лицом.
— Твой бумажник.
— Ой.
Отдав его мне, она на мгновение исчезает, но вскоре подходит ко мне, когда я подхожу к прилавку. В каждой руке большой стакан горячего кофе.
Я вывалил кучу вещей на прилавок.
— Ты можете проверить, где мы находимся на своем телефоне, пока я расплачиваюсь? — Спрашиваю я, взяв большие стаканы кофе из ее маленьких рук.
— Что?
— Наше местоположение, чтобы мы знали, где находимся.
Захватив упаковку аспирина и немного встряхнув ее, когда она изучает мужчину за прилавком.
—Allhallows. Вот, где вы сейчас. — Он кивает Тессе, которая вежливо улыбается в ответ.
— Спасибо. — Она немного шире улыбается и покрывается румянцем.
Да, я знаю, что она горячая. Теперь тебе нужно отвернуться прежде, чем я вырву твои глаза, мне так хочется сказать ему.
Если бы я видел отсутствие эмоций в ее глазах, я бы, наверное, вытащил его через прилавок, но ее фальшивая улыбка, черные глаза, и грязное с пятнами платье меня останавливают и отстранить от мыслей о насилии. Она просто выглядит такой чертовски потерянной и настолько грустной.
Что я наделал? Беззвучно спрашиваю себя
Она смотри на дверь, откуда заходит молодая женщина, держащая за руку ребенка. Я наблюдаю за ней, как она смотрит на них, следит за их передвижением, если вы спросите меня, то это немного жутко. Когда маленькая девочка смотрит на свою мама, нижняя губа Тессы начинает дрожать.
Что, черт возьми, происходит? Потому что я закатил истерику по поводу новых секретов моей семьи?
Продавец уже упаковал все мои вещи и трясет сумкой перед моим лицом, чтобы привлечь мое внимание. Мне показалось, что как только Тесса остановилась, посмотрев на него, то он решил, что может хамить мне.
Я вырываю полиэтиленовый пакет и склоняются в сторону Тессы.
— Готова? Я спрашиваю, подталкивая ее локтем.
— Да, прости, — бормочет она, схватив кофе с прилавка.
Заправляю машину и рассматриваю варианты, как будет смотреться машина Вэнса в море. Если мы в Allhallows, мы недалеко от берега; это будет так трудно.
— Как далеко мы от бара? —Тесса спрашивает, когда я присоединяюсь к ней в машине. — Там твоя машина.
— Около часа езды, учитывая пробки. — Машина медленно тонет в океане, унося десятки тысяч долларов Вэнса; мы возьмем такси до Габриэля за пару сотен. Справедливая торговля.Тесса открывает небольшой флакон аспирина и вытряхивает три таблетки мне на руку, а потом хмурится и смотрит на экран телефона, который зажигается.
— Ты хочешь поговорить о прошлой ночи? Я только что получил сообщение от Кимберли.
Вопросы начинаются приводить мою память в норму и я вижу смутные образы и голоса из прошлой ночью с своем сознании… Вэнс выталкивает меня на улицу, а сам идет обратно в горящий дом… Когда Тесса продолжает пялиться в телефон, я начинаю еще больше волноваться.
— Он не…— Я не знаю, как задать вопрос. Тесса смотрит на меня, и ее глаза начинают заполняться слезами.
— Он жив, конечно, но…
— Что? Он что?
— Она говорит, что он весь в ожогах.
Небольшая и нежелательная боль пытается просочиться сквозь щели моего барьера. Через его трещины в первую очередь.
Она вытирает один глаз тыльной стороной руки.
— Ожоги только на одной ноге. Ким сказал, что он будет сразу арестован, как только выйдет из больницы, в любую минуту.
— За что задержали? — Я знаю ответ до того, как она говорит.
— Он рассказал полиции, что он устроил пожар. — Тесса показывает экран своего дерьмового телефона перед моим лицом, поэтому я могу прочитать длинное сообщение от Кимберли.Я прочитал все это, но не узнал ничего нового, но паника Кимберли передалась мне. Я ничего не говорю. Мне нечего сказать.
— Ну? — Тесса тихо спрашивает.
— Что ну?
— Тебя нисколько не беспокоит твой отец? — Затем, забрав свой телефон, она добавляет, — Я имею в виду Кристиана.
Он ранен из-за меня.
— Он не должен был даже появляться там.
Тесса потрясена моей беззаботностью.
— Гарри. Он пришел туда, чтобы помочь мне, а значит и тебе. — Почувствовав начало бессмысленного разговора, я прерываю ее.
— Тесса, я знаю…
Но она удивляет меня, поднимая руку вверх, чтобы заставить меня замолчать.
— Я еще не закончила. Он взял на себя вину за пожар в доме, который ты причинил и был ранен. Я люблю тебя, и я знаю, что ты ненавидишь его прямо сейчас, но я знаю, что ты —настоящий ты— не будет сидеть здесь и действовать, так дерьмово, как ты делаешь сейчас, потому что я хорошо тебя знаю. — Сильный кашель прерывает ее гневную речь, и я протягиваю бутылку с водой к ее рту.
Я воспользоваться этим моментом, чтобы обдумать ее слова, пока она кашляет. Она права — конечно права —, но я не готов столкнуться со всем этим, что она упомянула. Я нихуя не готов признать, что он сделал что-то для меня — не после всех этих лет. Я не готов принять его офигенным отцом для него, чтобы вдруг стать офигенной отца ко мне. Черт, нет. Я не хочу чтобы кто-то, особенно он, мог думать, что это как-то сравнивает счет, и я каким-то образом могу забыть все то дерьмо, что он пропустил, все ночи, которые я провел, слушая своих родителей, кричащих друг на друга, все разы, когда я бросался вверх по лестнице, когда слышал пьяный голос своего отца — он знал все это, но не говорил мне.
Нет, к черту. Этого никогда не было, и никогда не произойдет.
— Ты думаешь, что он получил ожоги на ноге и решил взять вину на себя, то я прощу его? — Я запускать руки в свои волосы. — Я должен просто простить его за ложь, когда мне, блять, уже двадцать один? — Я спрашиваю, мой голос звучит намного громче, чем я предполагал.
— Нет, конечно нет! — говорит она, повысив на меня голосу. Я боюсь, что она может повредить голосовые связки, но она идет дальше. — Но я отказываюсь, чтобы ты позволил забыть то, что он совершил ради тебя. Он сядет в тюрьму из-за тебя, и ты действительно даже не удосужился бы спросить как он? Принимаешь ли ты его отцом или нет, но он любит тебя, и он спас твою задницу прошлой ночью.